451° по Фаренгейту. Повести. Рассказы - [48]
– Что ты, Том, конечно, хотим!
– Тогда зачем спрашивать? Пришел, и все тут.
– Но твоя мать, такая неожиданность…
– Не беспокойся, все будет хорошо. Ночью я пел вам обоим, это поможет вам принять меня, особенно ей. Я знаю, как действует неожиданность. Погоди, она войдет, и убедишься сам.
И он рассмеялся, тряхнув шапкой кудрявых медно-рыжих волос. У него были очень голубые и ясные глаза.
– Доброе утро, Лаф и Том. – Мать вышла из дверей спальни, собирая волосы в пучок. – Правда, чудесный день?
Том повернулся к отцу, улыбаясь:
– Что я говорил?
Вместе, втроем, они замечательно позавтракали в тени за домом. Миссис Лафарж достала припрятанную впрок старую бутылку подсолнухового вина, и все немножко выпили. Никогда еще Лафарж не видел свою жену такой веселой. Если у нее и было какое-то сомнение насчет Тома, то вслух она его не высказывала. Для нее все было в порядке вещей. И чем дальше, тем больше сам Лафарж проникался этим чувством.
Пока мать мыла посуду, он наклонился к сыну и тихонько спросил:
– Сколько же тебе лет теперь, сынок?
– Разве ты не знаешь, папа? Четырнадцать, конечно.
– А кто ты такой на самом деле? Ты не можешь быть Томом, но кем-то ты должен быть! Кто ты?
– Не надо. – Парнишка испуганно прикрыл лицо руками.
– Мне ты можешь сказать, – настаивал старик, – я пойму. Ты марсианин, наверно? Я тут слыхал разные басни про марсиан, правда, толком никто ничего не знает. Вроде бы их совсем мало осталось, а когда они появляются среди нас, то в облике землян. Вот и ты, если приглядеться: будто бы и Том, и не Том…
– Зачем, зачем это?! Чем я вам не хорош? – закричал мальчик, спрятав лицо в ладонях. – Пожалуйста, ну пожалуйста, не надо сомневаться во мне!
Он вскочил на ноги и ринулся прочь от стола.
– Том, вернись!
Но мальчик продолжал бежать вдоль канала к городу.
– Куда это он? – спросила Энн; она пришла за остальными тарелками.
Она посмотрела в лицо мужу.
– Ты что-нибудь сказал, напугал его?
– Энн, – заговорил он, беря ее за руку, – Энн, ты помнишь Грин-Лон-Парк, помнишь ярмарку и как Том заболел воспалением легких?
– Что ты такое говоришь? – Она рассмеялась.
– Так, ничего, – тихо ответил он.
Вдали, у канала, медленно оседала пыль, поднятая ногами бегущего Тома.
В пять часов вечера, на закате, Том возвратился. Он настороженно поглядел на отца.
– Ты опять начнешь меня расспрашивать?
– Никаких вопросов, – сказал Лафарж.
Блеснула белозубая улыбка.
– Вот это здорово.
– Где ты был?
– Возле города. Чуть не остался там. Меня чуть… – Он замялся, подбирая нужное слово. – Я чуть не попал в западню.
– Что ты хочешь этим сказать – «в западню»?
– Там, возле канала, есть маленький железный дом, и когда я шел мимо него, то меня чуть было не заставили… после этого я не смог бы вернуться сюда, к вам. Не знаю, как вам объяснить, нет таких слов, я не умею рассказать, я и сам не понимаю, это так странно, мне не хочется об этом говорить.
– И не надо. Иди-ка лучше умойся. Ужинать пора.
Мальчик побежал умываться.
А минут через десять на безмятежной глади канала показалась лодка, подгоняемая плавными толчками длинного шеста, который держал в руках долговязый худой человек с черными волосами.
– Добрый вечер, брат Лафарж, – сказал он, придерживая лодку.
– Добрый вечер, Саул, что слышно?
– Всякое. Ты ведь знаешь Номленда – того, что живет в жестяном сарайчике на канале?
Лафарж оцепенел.
– Знаю, ну и что?
– А какой он негодяй был, тоже знаешь?
– Говорили, будто он потому Землю покинул, что человека убил.
Саул оперся о влажный шест, внимательно глядя на Лафаржа.
– А помнишь фамилию человека, которого он убил?
– Гиллингс, кажется?
– Точно, Гиллингс. Ну так вот, часа этак два тому назад этот Номленд прибежал в город с криком, что видел Гиллингса – живьем, здесь, на Марсе, сегодня, только что! Просился в тюрьму, чтобы его спрятали туда от Гиллингса. Но в тюрьму его не пустили. Тогда Номленд пошел домой и двадцать минут назад – люди мне рассказали – пустил себе пулю в лоб. Я как раз оттуда.
– Ну и ну! – сказал Лафарж.
– Вот какие дела-то бывают! – подхватил Саул. – Ладно, Лафарж, пока, спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Лодка заскользила дальше по тихой глади канала.
– Ужин на столе! – крикнула миссис Лафарж.
Мистер Лафарж сел на свое место и, взяв нож, поглядел через стол на Тома.
– Том, – сказал он, – ты что делал сегодня вечером?
– Ничего, – ответил Том с полным ртом. – А что?
– Да нет, я так просто. – Старик засунул уголок салфетки за ворот сорочки.
В семь часов вечера миссис Лафарж собралась в город.
– Уж который месяц не была там, – сказала она.
Том отказался идти.
– Я боюсь города, – объявил он. – Боюсь людей. Мне не хочется.
– Большой парень – и такие разговоры! – настаивала Энн. – Слушать не хочу. Пойдешь с нами. Я так решила.
– Но, Энн, если мальчику не хочется… – вступился старик.
Однако миссис Лафарж была неумолима. Она чуть не силой втащила их в лодку, и все вместе отправились в путь по каналу под вечерними звездами. Том лежал на спине, закрыв глаза, и никто не сказал бы, спит он или нет. Старик пристально глядел на него, размышляя. «Кто же это, – думал он, – что за создание, жаждущее любви не меньше нас? Кто он и что он – пришел, спасаясь от одиночества, в круг чуждых ему существ, приняв голос и облик людей, которые жили только в нашей памяти, чтобы остаться среди нас и обрести наконец свое счастье в нашем признании? С какой он горы, из какой пещеры, отпрыск какого народа, еще населявшего этот мир, когда прилетели ракеты с Земли?» Лафарж покачал головой. Этого не узнать. А так, с какой стороны ни посмотри – он Том, и все тут.
