451° по Фаренгейту. Повести. Рассказы - [2]

Его правила жизни порой жестоки, но в них правда.

«Не требуйте гарантий. И не ждите спасения от чего-то одного – от человека, или машины, или библиотеки. Сами создавайте то, что может спасти мир, – и если утонете по дороге, то хоть будете знать, что плыли к берегу»(«451° по Фаренгейту»).

Коллеги, американские писатели-фантасты, между собой называли его «старым добрым сказочником» и очень его уважали. Сам Брэдбери в интервью отвечал, что его любимым писателем-фантастом был Жюль Верн, что он с ним одной крови: «Он восхитителен, и его романы не утратят ценности, пока из мальчишек нужно будет воспитывать доброжелательных, славных, полных энтузиазма мужчин». В душе Рэй Брэдбери всегда оставался именно таким мальчишкой. Он был веселым и позитивным, улыбчивым и обаятельным в общении. Брэдбери был добрым и интеллигентным, искренне любил людей.

«Оглянувшись назад, вы увидите, что любовь была ответом на все».

Он был полон энтузиазма, который в нем не угасал никогда. Рэй Брэдбери покинул этот мир, но сделал его намного лучше. Он оставил нам красные пески и каналы Марса, человека в картинках, Хэллоуин на Среднем Западе, маленькие городки и темные карнавалы.

«Он дал людям так много поводов любить его. И мы любим». Нил Гейман

В сборник вошли: «Марсианские хроники» – сборник рассказов, ставший первым коммерческим успехом Рэя Брэдбери, роман «451° по Фаренгейту», написанный в рекордно короткие сроки и принесший автору мировую известность; классическое произведение «Вино из одуванчиков» и его продолжение «Лето, прощай», которого пришлось ждать полвека. Следом идет известная повесть «Надвигается беда» с темой мрачноватой мистики, загадочных символов и борьбы Добра и Зла.

Марсианские хроники

Моей жене Маргарет с искренней любовью

«Великое дело – способность удивляться, – сказал философ. – Космические полеты снова сделали всех нас детьми».

Январь 1999 Ракетное лето

Только что была огайская зима: двери заперты, окна закрыты, стекла незрячие от изморози, все крыши оторочены сосульками, дети мчатся с горок на лыжах, женщины в шубах черными медведицами бредут по гололедным улицам.

И вдруг могучая волна тепла прокатилась по городку, вал горячего воздуха захлестнул его, будто нечаянно оставили открытой дверь пекарни. Зной омывал дома, кусты, детей. Сосульки срывались с крыш, разбивались и таяли. Двери распахнулись. Окна раскрылись. Дети скинули свитера. Мамаши сбросили медвежье обличье. Снег испарился, и на газонах показалась прошлогодняя жухлая трава.

Ракетное лето. Из уст в уста с ветром из дома в открытый дом – два слова: Ракетное лето. Жаркий, как дыхание пустыни, воздух переиначивал морозные узоры на окнах, слизывал хрупкие кружева. Лыжи и санки вдруг стали не нужны. Снег, падавший на городок с холодного неба, превращался в горячий дождь, не долетев до земли.

Ракетное лето. Высунувшись с веранд под дробную капель, люди смотрели вверх на алеющее небо.

Ракета стояла на космодроме, испуская розовые клубы огня и печного жара. В стуже зимнего утра ракета творила лето каждым выдохом своих мощных дюз. Ракета делала погоду, и на короткий миг во всей округе воцарилось лето…

Февраль 1999 Илла

Они жили на планете Марс, в доме с хрустальными колоннами, на берегу высохшего моря, и по утрам можно было видеть, как миссис К ест золотые плоды, растущие из хрустальных стен, или наводит чистоту, рассыпая пригоршнями магнитную пыль, которую горячий ветер уносил вместе с сором. Под вечер, когда древнее море было недвижно и знойно, и винные деревья во дворе стояли в оцепенении, и старинный марсианский городок вдали весь уходил в себя, и никто не выходил на улицу, мистера К можно было видеть в его комнате, где он читал металлическую книгу, перебирая пальцами выпуклые иероглифы, точно струны арфы. И книга пела под его рукой, певучий голос древности повествовал о той поре, когда море алым туманом застилало берега и древние шли на битву, вооруженные роями металлических шершней и электрических пауков.

Мистер и миссис К двадцать лет прожили на берегу мертвого моря, и их отцы и деды тоже жили в этом доме, который поворачивался, подобно цветку, вслед за солнцем, вот уже десять веков.

Мистер и миссис К были еще совсем не старые. У них была чистая, смуглая кожа настоящих марсиан, глаза желтые, как золотые монеты, тихие, мелодичные голоса. Прежде они любили писать картины химическим пламенем, любили плавать в каналах в то время года, когда винные деревья наполняли их зеленой влагой, а потом до рассвета разговаривать под голубыми светящимися портретами в комнате для бесед.

Теперь они уже не были счастливы.

В то утро миссис К, словно вылепленная из желтого воска, стояла между колоннами, прислушиваясь к зною бесплодных песков, устремленная куда-то вдаль.

Что-то должно было произойти. Она ждала.

Она смотрела на голубое марсианское небо так, словно оно могло вот-вот поднатужиться, сжаться и исторгнуть на песок сверкающее чудо.

Но все оставалось по-прежнему.

Истомившись ожиданием, она стала бродить между туманными колоннами. Из желобков в капителях заструился тихий дождь, охлаждая раскаленный воздух, гладя ее кожу. В жаркие дни это было все равно что войти в ручей. Прохладные струи посеребрили полы. Слышно было, как муж без устали играет на своей книге; древние напевы не приедались его пальцам.