№ 44, Таинственный незнакомец - [57]

Шрифт
Интервал

Я не открыл ей секрета, а притворился, что задремал; брату же и притворяться не пришлось: он уже слегка похрапывал. Мне хотелось разузнать, если удастся, что беспокоит кошку, я видел, что она встревожена и сидит как на иголках. Вскоре кошка издала звук, похожий на откашливание, я встрепенулся и посмотрел на нее, как бы говоря: я вас слушаю.

Она сказала с нарочитой любезностью:

— Уже очень поздно. Мне жаль беспокоить вас, джентльмены, но я устала и хочу спать.

— Боже правый! — воскликнул я. — Не обращай на нас внимания, умоляю. Немедленно ложись.

— В вашем присутствии? — удивилась кошка. Пришел мой черед удивляться, но я, сохраняя невозмутимое выражение лица, поинтересовался:

— Ты возражаешь?

— Возражаю ли я? Не сомневаюсь, вы согласитесь со мной, что столь странный вопрос вряд ли можно счесть вежливым ответом даме. Вы меня оскорбляете, сэр. Прошу вас сейчас же избавить меня от вашего общества и увести с собой вашего друга.

— Выгнать его? Я не могу этого сделать. Он мой гость и сам решит, уйти ему или остаться. Это моя комната.

Я с трудом подавлял смех, поскольку был уверен, что подобное заявление, даже сделанное в мягкой форме, сразу собьет с нее спесь. Так оно и вышло.

— Ваша комната? О, приношу тысячу извинений, мне стыдно за свою грубость! Я тотчас ухожу и заверяю вас, я не виновата, я — жертва ошибки. Я полагала, что это моя комната.

— Она и есть твоя, никакой ошибки не произошло. Разве ты не видишь — вон твоя кровать.

Она глянула, куда я указал, и очень удивилась:

— Вот чудеса! Пять секунд назад никакой кровати там не было. Ох, какая прелесть!

Она прыгнула на кровать — настоящая кошка, мгновенно позабывшая обо всем ради чего-то нового, настоящая женщина, жаждущая утолить свою природную потребность в красивых вещах, насладиться их изысканностью. Но кроватка и впрямь была великолепна! С балдахином на четырех столбиках, редкой породы дерева, украшенная затейливой резьбой, двадцати дюймов в ширину и тридцати в длину, с мягчайшими пуховыми подушками, вся в атласе, кружевах, гофрированных оборках. Кошка, любовно обнюхав, ощупав, переворошив всю кровать, воскликнула в томлении и восторге:

— О, какое блаженство почивать в этой кроватке!

Ее восторг растрогал меня, и я радушно предложил:

— Ложись спать, Мэри Флоренс Фортескью Бейкер Джи Найтингейл[24], чувствуй себя как дома; кроватку подарил тебе сам маг, и это доказывает, что он — истинный друг, а не какой-то притворщик.

— Какое чудесное имя! — восхитилась кошка. — Оно — мое собственное? Можно, я буду так зваться? Где ты его нашел?

— Понятия не имею. Маг его где-то выудил, он на это мастер, а мне оно просто пришло на ум в самый удобный момент; я рад, что вспомнил твое новое имя, оно действительно прелестно. Ну, спи же, Бейкер Джи, располагайся, как хочешь!

— Ты так добр, дорогой двойник, моя признательность беспредельна, но, но… видишь ли, в чем дело… Мне никогда не приходилось ночевать в одной комнате с мужчиной, и я…

— Тебе здесь ничто не угрожает, Мэри, уверяю тебя…

— С моей стороны было бы черной неблагодарностью сомневаться в этом, я и не сомневаюсь, будь уверен, но именно теперь, — такого на моей памяти никогда не бывало — э… видишь ли, за меньший проступок мисс Маргет скомпрометирована и, боюсь, безнадежно, а если я…

— Ни слова более, Мэри Флоренс, ты права, совершенно права. Моя гардеробная достаточно просторна и удобна, я вполне могу без нее обойтись и перенесу туда твою кровать. Пошли… Вот мы и устроились. Уютно, удобно и очень мило, не правда ли? Решай — подходит?

Мэри чистосердечно призналась, что ей здесь нравится. Я присел и поболтал с ней, пока она знакомилась со своей новой комнатой: деловито проверила все вещи и на нюх и на ощупь, как умудренная опытом кошка, ибо уже начала приобретать сноровку в своем деле; под конец она особенно придирчиво осмотрела запор на двери — встала на задние лапы, а передними двигала задвижку взад и вперед, пока не освоила все хитрости и тонкости ее работы; потом она мило поблагодарила меня за то, что я взял на себя труд перенести кроватку, и пожелала мне спокойной ночи; я осведомился, не помешает ли ей, если я немного побеседую со своим гостем, и она ответила, что мы можем говорить, сколько душе угодно, ей это ничуть не помешает, она-де очень устала и никакие громы и землетрясения ее не разбудят.

— Доброй ночи, Мэри Джи, — сказал я от всего сердца, — und schlafen Sie wohl iu.[25]

Мэри поистине самая деликатная кошечка из всех, кого я знал, а я знал многих…

Глава XXIX

Я растормошил брата, и в ожидании мага мы коротали время за разговором. Я предупредил Шварца, что вовсе не уверен, придет ли маг: он такой непостоянный и может не явиться, когда его ждут; но Шварц жаждал остаться и попытать счастья, и, как я уже сказал, мы сидели и разговаривали. Он мне многое рассказал про свою жизнь и обычаи эльфов из мира грез, но говорил отрывочно и бессвязно, постоянно перескакивая с одного на другое, как водится у этих эльфов. Шварц мог вдруг оборвать фразу посредине и переключиться на другой заинтересовавший его предмет, ничего не объясняя, не извиняясь, — словом, как бывает во сне. Он пересыпал свою речь непонятными словами и оборотами, заимствованными в тысяче миров, — ведь он бывал повсюду. Иногда Эмиль объяснял мне их значение и где он их перенял, но это случалось довольно редко из-за капризов и причуд эльфовой памяти, порой хорошей, порой — плохой, но всегда изменчивой. Вот, к примеру, слово «переключаться». Шварц не помнил, где его позаимствовал, но полагал, что на какой-то звезде в созвездии Ориона, где провел однажды ночью целое лето с экскурсантами с Сириуса; он познакомился с ними где-то во Вселенной. В этом он был уверен, а вот когда услышал слово «переключаться» — напрочь забыл; может быть, в прошлом, может быть, в будущем — он не мог сказать наверняка, скорей всего не знал и в тот момент, когда пополнил им свой словарь. И не мог знать, ибо прошлое и будущее — человеческие понятия, непостижимые для него; прошлое и будущее неделимы и нераспознаваемы для обитателя страны грез.


Еще от автора Марк Твен
Монолог короля Леопольда в защиту его владычества в Конго

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мои часы

Маленький юмористический рассказ от всемирно известного писателя. Входит в собрание его очерков «Sketches New and Old». Перевод Павла Волкова.


Приключения Тома Сойера и Гекльберри Финна

Том Сойер и Гекльберри Финн, наверное, самые знаменитые мальчишки на всем белом свете — добрые и искренние, смекалистые и бесшабашные — обаятельны, как само детство, легко находят ключ к любому сердцу. Такими сотворило Тома и Гека воображение великого американского писателя Марка Твена.Помимо таких наиболее известных произведений, как «Приключения Тома Сойера» и «Приключения Гекльберри Финна», в сборник вошли еще четыре повести.


Том Сойер — сыщик

Опасные и захватывающие приключения Тома Сойера и его друга Гекльберри Финна — встреча с привидением, обнаружение трупа и многое другое. Том неожиданно стал сыщиком — мальчик проявил удивительную наблюдательность и незаурядную дедукцию, что помогло не только разоблачить похитителя бриллиантов…


Знаменитая скачущая лягушка из Калавераса

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Янки из Коннектикута при дворе короля Артура

В историко-фантастическом романе «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» повествуется о приключениях американского мастера-оружейника, который переносится из XIX века в век VI.


Рекомендуем почитать
Обозрение современной литературы

«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».


Деловой роман в нашей литературе. «Тысяча душ», роман А. Писемского

«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».


Ошибка в четвертом измерении

«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».


Мятежник Моти Гудж

«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».


Четыре времени года украинской охоты

 Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...


Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона

Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.


Фольклор в Ветхом завете

В этой работе известного английского этнографа и историка религии Дж. Дж. Фрэзера на огромном этнографическом и фольклорном материале выявляется генетическая связь христианства с первобытными верованиями людей, что наносит удар по утверждению христианских теологов о богоданности Библии и ставит ее в один ряд с другими памятниками древней литературы. Впервые в русском переводе издание было выпущено в 1931 г.Книга рассчитана на пропагандистов, преподавателей и студентов вузов, на всех, кто интересуется проблемами религии.


Первоисточники по истории раннего христианства. Античные критики христианства

Предлагаемые читателю книги известного советского историка А. Б. Рановича (1885—1948), изданные в 30-е годы, давно уже стали библиографической редкостью. Между тем по своему содержанию они представляют огромную научную ценность, так как включают в себя в переводе на русский язык основные первоисточники по истории раннего христианства.Рассчитано на всех, кто интересуется историей религии и атеизма.


Правдивое слово

Среди произведений античности, направленных против христианства, книга Цельса занимает исключительное место. Это древнейшее крупное произведение, содержащее развернутую критику христианского учения, дошло до нас в значительной своей части и позволяет нам судить о том, каким представлялось христианство просвещенному римлянину конца II в.