40 австралийских новелл - [7]

Вероятно, воспоминание об этих корешках и заставляло его держаться подальше от табака. А ведь он всегда так жаждал обладать всем, что отличает настоящего мужчину: шпорами, хлыстом, бритвенным прибором. Но никогда ему не хотелось иметь свою трубку… трубку… губку… рубку… Мысли его стали путаться.

В непроглядной тьме вдруг мелькнул огонек. С трудом переставляя отяжелевшие, как будто чужие ноги, Энди добрался до двери палатки и с удалью распахнул ее настежь. На мгновение свет керосиновой лампы ослепил его, и он, пошатываясь, встал на пороге, пытаясь оглядеться. Карэн с газетой в руках валялся на своей койке, рабочие шумно резались в покер, а повар, весело насвистывая, варил кофе у огня. При появлении Энди все уставились на него, а у Энди в горле запершило от табачного дыма.

— А, малыш Энди, — воскликнул Карзн, — бог мой, он как водяная крыса. И за каким чертом ты так быстро уехал? Они там и были, эти пачки табака, — в ящике. А повар подумал, что это сухари.

Энди, ослабев, опустился на чурбак у двери, и слова застряли у него в горле. Взгляды рабочих были обращены к нему, но ни в одном он не мог прочесть настоящего понимания всего, что ему пришлось перенести. Люди казались жесткими, как камень, и равнодушными, вроде мокрых ветвей, которые обдавали его по дороге дождевой водой. Видно таким и должен быть настоящий мужчина.

Энди оставалось только одно. Он развернул клеенку, вынул пачку и, оторвав застывшими пальцами щепотку табаку, стал набивать свою первую трубку.

ВЫБРОШЕННЫЙ ЗА БОРТ (Перевод Н. Ветошкиной)

Коркери первый увидел, как море прибивало к берегу бревна строевого леса. В то утро он встал на рассвете вместе с птицами и, положив в мешок кусок мяса тухлой акулы, потащился к берегу, чтобы наловить на эту приманку морских червей для приезжающих на лето дачников. И вот за второй песчаной косой перед ним вдруг открылось удивительное зрелище. Более чем на милю влажный песчаный берег был завален бревнами и досками орегонской сосны, сверкающими в лучах восходящего солнца, словно янтарь; в иных местах они были нагромождены так, будто их сбросили с грузовика. Зеленые валы, рассыпаясь в пену, изрыгали на берег все больше леса. Коркери, раскрыв рот, стоял на скале, возвышавшейся над берегом, и с удивлением таращил глаза на темные полосы в воде.

Не иначе-было крушение. Такая мысль прежде всего пришла ему в голову. Затем на смену ей явилась вторая: кое — кому это принесет доход. От вида этих новеньких, гладких досок, без всяких сучков, без следов гвоздей, у Коркери закружилась голова, как будто он хлебнул глоток крепкого рома. Хорошо, что на берегу, кроме него, ни души! Не слышно ни звука, лишь легкий шелест волн на прибрежном песке да резкий крик чаек, летающих над плывущим лесом.

^ Если б только ему удалось скрыть свою находку от других, пока он не перетащит доски в надежное место!

Не успев опомниться, Коркери бросился домой, позабыв и о морских червях и о дачниках. Он весь горел от возбуждения и бежал что было мочи, отталкиваясь от твердого песка босыми ногами. У него еще не созрел определенный план, как упрятать свою находку. На крайний случай, думал он, надо будет пока сложить часть досок в заросли чайных кустов, растущих над самым берегом, а там, может, и удастся перевезти. За весь год, что он провел в бухте, это был первый случай, когда ему привалило счастье — нечто действительно стоящее, и уж он постарается извлечь из этого все, что можно.

Надо непременно отобрать лес получше, пока другие рыбаки еще спят после ночного лова — Скотти Фарленд, Джойс, — вся эта шайка жадюг. Вечно они отстраняют его от любого дела, не подпускают близко. Зато теперь уж он им покажет! Пусть попробуют теперь его провести— ничего у них не выгорит, увязнут, как старая лодка в прибрежном иле, решил он про себя.

Однако ему предстоит тяжелый денек, а ведь он вышел из дому, ни крошки не проглотив. Торопливо шагая вдоль берега, Коркери ощущал острое желание плотно позавтракать; подвернутые штанины болтались на икрах, фланелевая рубашка расстегнулась до самого пояса. Расчеты, цифры так и прыгали у него в уме, словно овцы сквозь пролом в изгороди. Предположим, десяток доверху груженных машин, по тридцати пяти шиллингов за сотню досок!

Или, точнее, два фунта за сотню — если прибавить сюда стоимость перевозки. Одолжив грузовик, можно за одну ночь работы обеспечить себе существование на целых полгода.

Полгода! Коркери представил себе длинные, полные блаженного безделья дни где‑нибудь на скалах с удочкой в руках, в то время как солнце приятно пригревает спину. И Марта сможет тогда на некоторое время передохнуть. «Отдохни недельку — другую, — скажет он ей. — Не к чему тебе спину гнуть, обстирывая других. Скажи им, что ты хочешь сделать перерыв, да лучше займись уборкой в собственном доме».

А при мысли о том, как ловко обставил он других рыбаков, все внутри у него так и переворачивалось от радости.

Но вот, обойдя ближайшую к бухте песчаную косу, Коркери увидел двух человек, медленно бредущих по берегу навстречу ему и что‑то высматривающих на горизонте; по спине у него так и забегали мурашки. Да ведь это старый Скотти и с ним Мэтти Бойлен! Кой черт принес их в такую рань! Им бы еще крепко спать, ведь они всю ночь провозились с сетями.