40 австралийских новелл - [20]

— Господи боже мой! Девочка, зачем ты дверь ковыряешь?

Не оборачиваясь, Рози бросила:

— Прилаживаю замок.

— Замок? Боже правый, да что это тебе в голову взбрело? Для чего тебе в нашем доме понадобился замок? Даже я свою дверь не запираю. Да разве у тебя есть что украсть, а?

Возразить на это было нечего.

А некоторое время спустя как‑то ночью супругов Кафферти, спавших мирным сном, разбудила громкая возня внизу — слышались возбужденные голоса, потом какой‑то шум, словно к двери придвигали что‑то тяжелое. Миссис Кафферти поднялась, наказала мужу, чтобы тот лежал спокойно — видно, это соседский кот пытается стянуть рыбу из холодильника, — потом накинула халат и засветила фонарь.

Кафферти уже спал, когда она вернулась, но сны у него были беспокойные. Его грядку с бобами топтал слон, а он пытался прогнать его, бросал в него горстями песок, но слон уже растоптал молодые побеги и опрокинул бочку с водой, и теперь все надо сажать заново. Потом слон стал постепенно отходить, он все рос и рос, пока наконец не превратился в грозовую тучу, закрывшую все небо.

Когда Кафферти проснулся, в окно светило солнце, но чувствовалось, что ночью прошла гроза, а внизу в лавке была тишина; тишина стояла даже в кухне, откуда доносился запах кофе. Натянув брюки, он в одной рубашке тяжело за топал вниз. К столбу веранды были прислонены чемоданы, аккуратно перехваченные ремнями, а рядом стояла Рози в выходном костюме и поджидала рейсовый автобус. В ней чувствовались строгая сосредоточенность, суровая решимость и вместе с тем глубокая уверенность, что она сумеет одолеть все преграды на своем пути. Она была похожа на горячего, сердитого орленка, готового взлететь в небо.

Кафферти инстинктивно подался назад. Бывали минуты, когда грубовато — шутливый тон, каким он обычно с ней разговаривал, ему самому казался неуместным, и сейчас это было именно так. Он даже не стал расспрашивать жену, которая, поджав губы, погрузилась в кухонные дела, как краб зарывается в песок. Боб, по — видимому, с раннего утра отправился рыбачить на остров.

Рейсовый автобус, единственной пассажиркой которого была Рози, миновал бывшее становище Слейтеров, пересек мост и направился к железной дороге, отделенной от городка цветущим лугом. Едва он скрылся из виду, Кафферти, тупо глазевший ему вслед с веранды, увидел, что с пляжа лениво бредет Мортон, с полотенцем через плечо. Лицо у него было красное, добродушное, глаза сверкали, как бусины.

— Что это я слышал про Рози? — спросил он. Кафферти настороженно глянул на него.

— А что?

— Да там, на пляже, женщины болтают, будто видели, как она уехала в автобусе, разодетая в пух и прах, ни на кого и не взглянула, а вид у нее был такой, будто что‑то стряслось, вот ей и надо удирать. Выгнали вы ее, что ли?

— Ничего я тебе не скажу.

— Да брось, — сказал Мортон, — чего тебе от меня скрываться, Мик? Сам знаешь, у меня в одно ухо вошло, в другое вышло. Если бы не научился держать язык за зубами, я бы по уши влип, вечно бы меня за клевету судили — столько я слышу всякой всячины на заседаниях муниципалитета то про одного, то про другого. А я так и знал, что у тебя будут неприятности из‑за Рози. Запустила руку в кассу, так, что ли?

Кафферти вобрал голову в плечи.

— Ничего я тебе не скажу, — упрямо повторил он.

По лицу советника расплылась добродушная улыбка. Бодрящее ощущение свежести после утреннего купанья располагало его к дружеской болтовне.

— А ведь всякий другой на твоем месте непременно рассказал бы, чтоб все на свете знали, как его обдули. У тебя благородная душа, Мик, — недаром ты ирландец. Скорее дашь себя обобрать до последнего гроша, чем обратишься в суд. Ну да ладно, я не собираюсь вмешиваться, это дело бабье. Рози как будто неплохая девчонка, но чего еще ждать от нее, раз она оттуда, из слейтеровского становища?

Кафферти переступил с ноги на ногу. Ему было не по себе.

— Нет, Рози — она ничего. Сколько лет она у нас пробыла, до сих пор ничего худого за ней не замечалось.

— Да, но напоследок она все‑таки укусила кормившую ее руку.

— Это ты так говоришь, а не я. Мне она всегда была по сердцу, эта девочка. Кровь в ней дикарская, вот и все.

Они стояли и долго смотрели на воду, блестевшую в слепящих лучах солнца, вдыхали запах свежего кофе, а потом, словно их что‑то неудержимо потянуло, оба перевели глаза на серебристый дуб — он как будто еще чуть больше пригнулся к земле.

КАТАРИНА СУСАННА ПРИЧАРД

УДАЧА (Перевод Н. Лосевой)

— Было нас там, стало быть, трое, — рассказывал Билл, — и пропадали мы от жажды за восемьдесят миль от жилья, а вокруг нас — всюду золото. Мы три месяца вели разведку в Фрэзер — Рейндж, и припасы были на исходе. Думали, что к рождеству вернемся в Кулгарди. Том, парнишка, что пошел с нами, собирался жениться на святки. А моя старуха и слышать ничего не хотела: чтобы был дома к рождественскому обеду — и все тут.

Билл Догерти и Спек О’Брайен были старыми товарищами. Тридцать лет они занимались разведкой, трясли грохот на всех приисках от Налладжайна на севере до Лейк-Уэя на востоке. Но больше всего Спек любил каменистые кряжи и бесконечные серо — голубые равнины к югу от Слипинг — Ривер и Соленых озер. Там они однажды напали на богатые залежи, продали свой участок, а когда деньги вышли, снова принялись за разведку. Но для Тома Уэра этот поход к Фрэзер — Рейндж был первой разведкой по нехоженым местам.