33. В плену темноты - [124]

Происшествие на шахте «Сан-Хосе» ненадолго сделало Копьяпо самым известным шахтерским городком в мире. Но в последующие годы жизнь в нем быстро вернулась в привычную колею, к рутине добычи полезных ископаемых, переменчивому климату и геологии, о которых писал еще Дарвин в своем дневнике. В пустыне Атакама произошло землетрясение мощностью 8,2 балла. А через девять месяцев после освобождения тридцати трех шахтеров из подземного плена на город обрушился тропический ливень. В реке Копьяпо впервые за четырнадцать лет появилась вода, и она вышла из берегов, вследствие чего пришлось эвакуировать жителей района Торнини, заселенного преимущественно скваттерами[68]. Примерно такой же ураган в детстве вынудил уйти из дома Марию и Дарио Сеговию. Впоследствии городские власти выселили скваттеров Торнини с занятых ими земель, чтобы освободить место для прокладки дороги к торговому центру, строительство которого началось на берегу реки и который стал еще одним символом бума, переживаемого городком. Жителей выселили, но их хибары и лачуги почему-то сносить не стали, и теперь там, среди развалин, бродят одичавшие собаки.

Примерно в ста метрах, по другую сторону моста, соединяющего две части Панамериканского шоссе, город возвел самый грандиозный местный монумент в честь спасения «тридцати трех из Атакамы» – высокую хромированную женскую фигуру. В руках женщина держит голубку. Отлитая на деньги китайского правительства, скульптура смотрит на сухое русло реки Копьяпо, приветствуя всех, кто въезжает в город на автомобилях и автобусах с юга, включая и тех, кто прибыл наниматься на работу на местных шахтах. А за городом, на руднике «Сан-Хосе», на том месте, где родственники и члены семей когда-то разбили палаточный лагерь «Эсперанса», высится крест и еще один монумент. Вот только туристы редко бывают здесь, потому что ехать сюда далеко, целых сорок минут. Вход в рудник сверху донизу забран проволочной сеткой. Улучив момент, когда охрана отвернется, можно подойти к забору вплотную и заглянуть в темный и мрачный туннель, уводящий в запутанный и местами обрушившийся лабиринт галерей и коридоров внизу.

В последний раз я встречался с Алексом и его семьей не для того, чтобы взять у них интервью, а просто чтобы пообедать. В гости к ним я отправился пешком, и в сумерках вскоре оказался в типичном рабочем квартале Копьяпо, где в низине теснились непритязательные домики. Улица была совершенно пуста, и лишь вдали, под тусклым фонарем, свет которого едва рассеивал темноту, я заметил группу местной молодежи. Они сделали вид, что увлеченно разглядывают асфальт на проезжей части, на которой не было видно ни единого автомобиля, и я прошел мимо, а потом миновал складские помещения и лачуги из жести и досок, теснившиеся за высокими бетонными стенами. Я был на улице в полном одиночестве, хотя и чувствовал, что за этими барьерами живут трудолюбивые люди, до отказа заполнившие свои владения комнатами, мебелью и всевозможными приспособлениями, – но чья скромность позволяет им наслаждаться процветанием только при условии, что этого не видит никто посторонний. Я свернул не туда, но, на счастье, навстречу попались мальчишки, катившие колесо от автомобиля вниз по горбатой улочке; они-то и показали дорогу.

Подойдя к дому, я увидел, что он ничуть не изменился и такой же недостроенный, как и раньше. Алекс так и не завершил строительные работы, ради которых отправился на рудник «Сан-Хосе», чтобы заработать немного денег. Дом его по-прежнему состоял из одной-единственной старой комнаты, в которой едва хватало места для плиты и стола, и комнаты поновее, в которой разместились большой диван и несколько мягких стульев; между ними же оставалось пустое пространство под открытым небом, ждущее своего часа. А вот стена, которую он возводил вместе с женой, стала выше и выглядела почти законченной. Когда он протянул мне руку, я впервые отметил крепкое пожатие мужчины, привыкшего к тяжелой работе с инструментами. После более чем двухлетних эмоциональных страданий Алекс сделал несколько шагов к исцелению, заодно вернувшись на работу – теперь он ремонтирует автомобили. Когда мы присели и разговорились, он поведал о том, как покончил с кошмарами, в которых ему снилось, будто он опять похоронен заживо. «Я не мог спать по ночам и сказал себе, что должен взглянуть своим страхам в лицо. Я должен был вернуться обратно на шахту», – и он попросил зятя, работавшего на руднике, чтобы тот взял его с собой, и целую неделю Алекс каждый день спускался на триста метров под землю. Он въезжал на пикапе в полную темноту, бродил по каменным коридорам, после чего поднимался из сырых горизонтов к солнцу и свету. После этого кошмары отступили и исчезли, а он перестал просыпаться в слезах. Следующим шагом к выздоровлению, сказал он мне, станет встреча родственников и друзей, которую он намерен устроить, чтобы рассказать им о том, что видел и пережил на протяжении шестидесяти девяти дней подземного плена, учитывая, что разговоров на эту тему его родные и он сам намеренно избегали долгие годы. «Я хочу перевернуть эту страницу и оставить ее позади».