33 рассказа о китайском полицейском поручике Сорокине - [22]

Всё время с начала календарного лета Михаил Капитонович был на огородах. В Эльгене практически не было мужчин, одни бывшие зэчки, и он помогал им копать землю, сажать картошку, капусту и другие овощи. Эльген был выбран руководством Колымлага потому, что здесь был немного более мягкий, чем на всём Магадане, климат и лето чуть длиннее, поэтому тут была устроена женская зона и построен посёлок для ссыльных женщин, и говорили, что эти овощи шли на подкормку других зон. Михаил Капитонович говорил, что это ерунда, он не помнил в баланде ничего свежего: была мороженая сладкая картошка и исквашенная донельзя, осклизлая капуста и что-то ещё, совсем не с огорода. В Эльгене были свежие овощи, но, видать, это и были те овощи, которые здесь и выращивали. Да и как один Эльген мог обеспечить всё магаданское пространство.

Вторая очищенная картофелина булькнула в кастрюлю.

Анна Васильевна – жена Колчака! Как же такое могло быть? Но медсестра в Енисейске, тоже Света, ссыльная из детей врагов народа, утверждала, что это именно так. Светлана Николаевна слушала её, не верила, но не спорила, куда ей, деревенской девчонке из далёкой алтайской Михайловки. А ссыльная Света была из Маньчжурии. В 45-м году её семью арестовали и отправили в СССР. Свете тогда было пятнадцать лет, и она хорошо всё помнила, а главное, она помнила своих родителей, её отец был старый царский генерал из Оренбурга, и он служил вместе с Колчаком.

Светлана Николаевна отложила нож – от согнутого сидения затекла спина, – она встала, перелила из ведра остатки ухи и вышла.

От избы Михаила Капитоновича речка была недалеко: двадцать метров до дороги и ещё пять от дороги до берега. Светлана Николаевна знала, где Михаил Капитонович ставит мордушу, там был удобный пологий галечный подход к воде, это метрах в пятидесяти вниз по течению, и она пошла туда.

На речной гальке чернело кострище, он всегда разводил огонь в этом месте; и на середине течения расходились водяные нити от самого большого кольца мордуши. Она посмотрела по сторонам, подоткнула юбку, сняла чулки и вошла в воду. Кольцо мордуши мелко вздрагивало, а иногда сильно дёргалось, значит, в мордуше была рыба, и надо её вытащить, пока живая. Но Светлана Николаевна решила сначала отмыть ведро. Вода была ледяная, она вышла на гальку и стала оттирать ею ведро, сначала внутри, а потом копоть снаружи. Когда в выходной день, один раз в неделю, она приходила к Михаилу Капитоновичу, она много раз ходила на речку, чтобы набрать полную бочку воды и нагреть её для помывки. Михаил Капитонович всегда предлагал ей свою помощь, но она отказывалась, стесняясь поселковых, которые сразу бы поняли, что Михаил Капитонович таскает воду для помывки, а он смеялся: мол, а неужели думаешь, не подумают.

Но она была упрямая.

Она оттёрла ведро, сполоснула его и снова зашла в воду. Нащупала ногой камень, прижимавший кольцо мордуши, сдвинула его и только успела схватить кольцо, которое течение уже норовило унести, и оттащила мордушу к берегу. Рыбы было много, почти целое ведро. Она вытащила всю мордушу на берег, стряхнула, сложила кольцом в кольцо и положила в стороне под низкий обрывчик там, где была граница галечного спуска. Прятать было не от кого, потому что не крали. Как только речка вскрылась, Михаил Капитонович ловил много и раздавал рыбу. Денег почти не брал, брал продукты и ненужные железки, из которых делал что-то нужное из того, что в Эльген не завозили. Да и кто, кроме него, мог бы с этими кольцами в чулке из сетки управиться.

Сейчас она принесёт ведро с рыбой, закончит чистить картошку, потом почистит улов, и всё будет лежать в воде и ждать, а она принесёт ещё воды и продолжит уборку, а когда закончит, можно будет готовить еду. Так она думала, натягивая чулки и оправляя юбку. И вдруг её мысль застопорилась: а сегодня с помывкой ничего не получится – их же двое. Обычно, когда они с Михаилом Капитоновичем были одни, она помогала ему вымыться. Баня в посёлке была, осталась ещё со времен зоны, но топилась она один раз в неделю, и там мылись только женщины, и было мало воды, её надо было таскать с той же речки. А Михаил Капитонович приспособился дома, и всё стало проще, когда они принесли из её дома большую бочку и корыто. Иногда ей приходила мысль о том, что они моются в бане вдвоём, но от этой мысли она заливалась горячей краской. Она помнила, как в детстве её мыла мама. Их деревня стояла на такой же, как эта, речке с перекатами – Слюдянке. Тогда мама, помыв её, закутывала и приносила к соседям, а сама возвращалась, и к маме шёл папа. И когда она пыталась представить себе, как мама и папа мылись вдвоём, она снова заливалась горячей волной. Но ведь мама и папа были муж и жена. Всё время, когда она сама жила с мужем, они были обеспечены мытьём, всегда была баня, и были мужские и женские дни, и в голову не приходили никакие мысли.

Она взяла ведро и пошла к дому.

Она дочистила картошку, много, потом почистила всю рыбу, которую принесла с речки и накрыла. Мужчины ещё не проснулись. Всё то, что она сейчас делала, напоминало ей её дом и её детство. Мама всегда была дома, а папа – не всегда. Мама была занята домашним хозяйством: скот, огород. Они друг дружке помогали с соседкой – тёткой Марией, а тёткин муж, дядя Гоша, был братом её отца – Николая. Оба – Дмитриевичи. Оба женились почти в одно время, Светлана Николаевна этого, конечно, не помнила, но с разницей в год или два, и жён взяли из одной деревни – Алексеевки, что в десяти километрах от Михайловки. Светлана играла с их детьми, двоюродной сестрой Верой и младшими братиками Лёнечкой и Ванечкой. Когда мама приносила её к ним завернутую в простыню и одеяло, Ванечка и Лёнечка всё норовили стянуть их с неё и тащили за углы, а Вера их отгоняла. Она была старше Светы. А когда Свете исполнилось восемь, мама и папа пропали. Тётка Мария плакала и прижимала её к себе. Потом пропал – так все говорили – дядя Мирон и чуть позже дедушка Дмитрий – Дмитрий Игнатьевич. И всё потому, что дядя Мирон отбил невесту у какого-то начальника из района. Потом Светлана Николаевна только помнила, что их долго с тёткой Марией, Верой, Лёнечкой и Ванечкой куда-то везли на телегах, потом они по мрачной реке плыли на широкой барже, а тётка Мария держала их за руки и от себя не отпускала. И очень хотелось есть. В этом смысле она понимала Михаила Капитоновича, когда он следил, чтобы она не выбрасывала то, что ещё годилось в еду.