3 ½. С арестантским уважением и братским теплом - [110]

Осужденный Чубакка идет в рай путями ада

Ад

«На основании вышеизложенного, руководствуясь волей и понятиями Темного Лорда, суд признает подсудимого Чубакку виновным в совершении преступных деяний, выразившихся в:

1. Сомнении относительно справедливости происходящего вокруг;

2. Пассивных попытках дезорганизации, дестабилизации и неповиновения;

3. Циничном проставлении лайков путем оттопыривания большого пальца правой лапки.

и… постановляет приговорить к дальнейшему заключению и ресоциализации до момента полного исправления. Исключительной компетенцией определения степени исправления наделяется администрация СИК-1984 в лице единоличного начальника, — судья томно оглядывает Берца, сидящего в президиуме суда по правую руку. — Кроме того, учитывая степень общественной опасности содеянного и циничное отношение подсудимого к своим поступкам, непризнание вины и отсутствие мимических признаков раскаяния, суд назначает дополнительное наказание в виде пыток, унижения гуманоидного достоинства подсудимого, причинения ему физических и нравственных страданий самого широкого спектра».

Чубакка присутствовал на суде посредством видеоконференцсвязи. Помещение, в котором оно проводилось, еще называлось в среде зэков дном гласности. Чуи стоял в узкой яме, наполовину наполненную нечистотами, которая больше напоминала вертикальную могилу. Сверху яма была прикрыта решеткой с толстыми, пятигранными прутьями. Над ямой стоял Пыткин и стримил видео с грустно смотрящим из-под решетки Чубаккой в суд.

Новый приговор Чуи не услышал, но Пыткин любезно озвучил ему лаконичную версию: «Пиздец тебе, волосатый».

Позже пришел Берц. Он привлек внимание Чубакки, плюнув ему на голову: «Ну и кто теперь рыжая собака? Молчишь? Молчи, скоро заговоришь, не заткнешь потом. Александр Сергеевич, забирайте, начните с пяток, что ли».

Когда штопор, произведенный в 1960 году на советском заводе «Труд», который Пыткин носил на цепочке на манер карманных часов, ввинчивался в ахиллово сухожилие Чубакки, тот думал, как бы умереть побыстрее, но до этого выглядеть подостойнее.

Он пытался понять, как так получилось, что извечная борьба добра и зла окончена, и тьма победила. А как же хваленный баланс сил? Ведь Йода учил, что должен быть баланс. А сейчас Йода догорал в печи банно-прачечного комплекса среднерусской исправительной колонии.

Кто сдал повстанцев? Как смогли тупые казаки в течение пары лет накрыть всю межгалактическую сеть сопротивления, пленить и ослепить зеленкой лидеров, казнить или отправить на каторжные работы всех до последнего. В чем заключалась ошибка и можно ли ее исправить?

На самом деле нет. Об этом Чубакка не думал. Чубакка просто выл от боли.

Тоска

Чубакка щерился на солнышко. Хорошо все-таки на свободе. Припекало. Хотя, конечно, не так, как в былые годы. Теперь Чубакка носил короткую стрижку на голове и теле. Ресоциализировался то есть. Понял ошибки. Совершил работу над собой. Исправился.

Чуи оглянулся на алюминиевый забор. Десять гребанных лет.

Империя поменялась. Мимикрировала под требования гуманизма. Города красиво и величаво оделись в гранитную плитку и лампочки. Открылось много новых бутербродных, где бородатые горожане и бритые по бокам горожанки тратили свои деньги. Ничего другого позволить себе они, конечно же, не могли. Но многие рассудили, что хорошо хоть бутербродные, а не газовые камеры. Тем более что бутерброды удивительные: по вкусу будто бы с белым хлебом, но черного цвета!

Горожане были счастливы и даже не сильно противились бесчинствам новой казаче-следственной аристократии. Смирились с новым в законодательстве: право первой ночи, право спонтанного насилия, право на забвение. Иногда еще выступали матери, когда в тюрьму отправляли грудничков, но после первых разгонов с помощью огнеметов протестная активность поутихла. Поутихла.

Зато мировой чемпионат по лапте прошел отлично! Приехали и северокорейцы, и центральноафриканцы, и сирийцы. Огнеметы во время чемпионата не применялись. Даже когда в финале какие-то дезорганизаторы хотели сорвать матч и переодевшись в форменные шаровары, бегали по полю с криками «Держи краба». «А то еще дикими посчитают нас в своих этих пхеньянах и могадишах», — рассудили отцы и охранители нации.

Казаков одели в парадно-кровавое, бомжей похлипше — утопили в Волге, а те, что поздоровее, тащили первый в мире стадион-баржу вдоль великой русской реки. Момент национального триумфа, не иначе.

Все ко всему привыкли. В определенный момент привык и Чубакка. Сбрил шерсть и подшерсток, наколол себе партаки, завел ждулю на воле, устроился бригадиром на промку. В пищевой цех его уже не пустили — поставили на профучет. «Особо опасен в районе пищеблока». Зато в Чуи обнаружились таланты краснодеревщика, и он славился на всю округу своим зодчеством. Даже победил во всероссийском тюремном конкурсе, вырезав из тысячелетнего дуба князя Владимира верхом на уточке — символ чемпионата. Обзавелся спортивным костюмом на освобождение, пристрастился к чифиру и махорке.

И вот. На свободу с чистой совестью. «В принципе, ничего страшного, — думал Чубакка. — Только, конечно, долго».