29 отравленных принцев - [71]

— Анфиса, осторожнее, не упади, держись за что-нибудь! — смеясь кричала Катя.

— Да я держу-у-усь! — кричала в ответ Анфиса. — Ну что, Катя, круто?

— Огонь-девка, — сказал Кате шофер «аварийки» — пожилой мужик в комбинезоне «Мосгорэнерго», — я с ней третий раз вот так уж по Москве катаюсь. Ловка… Высоты совсем не боится, ничего не боится. Моему бы сыну такую бойкую жену! А то нашел себе — а она только знай аборты, курва, делает. Да по телефону трепется по три часа.

— А сын-то у вас кто? — полюбопытствовала Катя.

— Да военный он у меня. Моряк, — шофер вздохнул. — Ну девка, такая девка… За такой на край свете можно. И фигура ничего — богатая, литая.

Корзина с Анфисой поехала вниз.

— Ну ты даешь, — сказала Катя, когда приятельница оказалась снова на земле.

— Я давно этот момент стерегла, когда они плакат начнут на доме менять. Забавно получилось, правда? — Анфиса тяжело дышала. Глаза ее блестели. — Ну, Николай Фомич, — сказала она шоферу, — спасибо, что и на этот раз не уронили меня.

Шофер улыбнулся и показал ей большой палец.

— Прямо влюбился в тебя дед-то, — шепотом сказала ей Катя, — на край свете, говорит, пойду. И сына своего чуть ли не сватал. А сын — моряк военный. Может, даже адмирал.

Анфиса мурлыкала что-то себе под нос, собирая, укладывая камеры в чехлы. У нее, видно, было отличное настроение. «Аварийка» укатила прочь, оставив их на пустой тихой Добрынинской площади.

— Есть хочу — умираю, — пожаловалась Анфиса, — я сегодня всю ночь не спала, снимки проявляла. Пошли перекусим, — она кивнула на «Макдоналдс», — он круглосуточный. А что ты улыбаешься?

— Ничего, так, — Катя мечтательно вздохнула. — Какое утро, а? Молодец, что вытащила меня. Как тихо. Все спят. Вот дураки! А давай крикнем и всех перебудим, а?

— Я часто по утрам снимаю, особенно летом. В сущности, ведь, Катя, обе мы с тобой занимаемся не своим, а чисто мужским делом. Я с камерой болтаюсь, ты убийц разыскиваешь. Не женская это работа, нет, не женская. Тебе муж-то ничего такого не говорит насчет этого?

— А что?

— Так. Вообще. Тут поесть толком некогда, не то чтобы что-то другое… Ой, как же я есть хочу! Возьмем кофе, чизбургеры, соус и картошки…

— Я никогда не ем картошку с утра.

— Не будь занудой, — Анфиса обняла Катю за плечи, увлекая в сторону никогда не спящего «Макдоналдса». — Ну, а что же вчера было на похоронах?

— Да ничего особенного. Грусть, печаль, — ответила Катя, — Мохов твой был, между прочим, и повар Сайко тоже. И этот, про которого ты рассказывала — Симонов , Серафим, Такой странный тип. Вел себя как-то чудно. Слушай, а это действительно правда, что он и Воробьева… Ну, что он тогда на нее спорил?

— Ну что я тебе врать, что ли, буду? — Анфиса надула губы. — Я же тебе все рассказала, как было. Надо же, Симочка… Приехал проститься, видно, совесть все же есть. Она, Воробьева, ведь ребенка ждала. Наверняка это его ребенок. Точно его.

— Ты думаешь? — спросила Катя. — А я вот слышала, что она и Сайко нравилась.

— Не знаю, никогда не замечала, — хмыкнула Анфиса, — вряд ли… Говоришь, и Петька Мохов вчера тоже там был?

— Да. А почему это тебя удивляет? Он же знал ее брата, их семью.

— Меня он сам что-то в последнее время сильно удивляет, — сказала Анфиса. — Он очень изменился. Странный тоже стал какой-то. Вчера вечером, между прочим, звонил мне. На себя не похож — пьяный. А он редко напивается, здоровье бережет. А тут вдруг. Я ничего и не поняла из того, что он молол. А это он, оказывается, на похоронах так напился.

— Он что-то хотел от тебя?

— Да нет, ничего не хотел. Просто плакал в жилетку, жаловался: как жестока, подла и несправедлива жизнь.

— К кому несправедлива? К нему? — спросила Катя.

— Да я не поняла. Вроде ко всем, вообще. Петька всегда в глобальных масштабах мыслит.

— Удивительно, что он стал кулинарным критиком. У него ведь родители ученые. Отец профессор.

— Вижу, навели вы уже о Петюнечке справки, — хмыкнула Анфиса.

— Навели, — подтвердила Катя.

— А обо мне?

— Ты сама все о себе говоришь.

— А если я не все говорю? Если вру?

— Ну, это дело твое, — Катя вздохнула, — каждый сам выбирает, Анфиса.

— Мерзко, когда убивают знакомых тебе людей.

— Мерзко, — согласилась Катя.

— А помнишь, я тебя все спрашивала: и как вы там ищете этих убийц? Вот дура-то была, — Анфиса рассмеялась, — что называется, не буди лихо… — Они с Катей входили в стеклянные двери «Макдоналдса». — Ну что, возьмешь картошку?

— Не буду занудой, заказывай, — ответила Катя. — А скажи… Мохов бывает у своего отца в лаборатории, ты не в курсе?

— Бывает, и очень часто. И я была пару раз. Обсерватория помещения сдает. Там как раз часть офисов редакции «Отдыхай с нами» размешается и других изданий. Потом, еще фотостудия.

— И что же, там в этой обсерватории все перемещаются свободно, нет никакой охраны, пропускного режима?

— Пропуска есть. А что? А почему ты спрашиваешь?

— Просто интересно.

Анфиса усмехнулась и повлекла ее к стойке, где сияла всеми цветами радуги реклама комплексного обеда.

* * *

К половине десятого вся дневная смена ресторана «Алъ-Магриб» вышла на работу. Все были на своих рабочих местах, от судомойки до шеф-повара. Однако двери свои для посетителей ресторан в это воскресенье так и не открыл. Снаружи по-прежнему висела аккуратная белая табличка «Простите, у нас закрыто».