29 отравленных принцев - [67]

— Вы хотите сказать, что он чем-то пытался вас шантажировать?

— Он мне сказал, что он так сильно, так страстно меня любит и всегда любил, что не может просто стерпеть, что оба мои сына — дети Гусарова. Он сказал — младший мой так ему нравится, что он когда-нибудь не справится с собой, с чувствами нахлынувшими не справится и возьмет и намекнет какому-нибудь репортеришке в припадке откровенности, что ребенок этот у меня от него.

— Да он просто дурак был, Студнев-то, — хмыкнул Колосов, — вот болван-то. Он вас к вашему мужу ревновал, только и всего. Нашел чем шантажировать! Смешно даже.

— Вам смешно? — Глаза Авроры вспыхнули и зло сузились. — Ну конечно, вам смешно!

— Да что тут такого? Я не понимаю! Ну, сморозил парень глупость. Подумаешь — это он из ревности хотел вас уязвить.

— А мне вот кажется, что он эту свою глупость где-то кому-то все-таки ляпнул, — многозначительно сказала Аврора, — иначе по какой причине его убили?

Колосов с удивлением взглянул на нее. Помолчал.

— Ах, вот что, — сказал он, — я вот вас все спросить хотел, что вы о его смерти думаете? А вы вон что, оказывается, думаете…

— Я ничего не думаю. Я ничего не знаю. Но мне… мне страшно с некоторых пор. И неуютно. Вот что.

— А зачем вы все-таки его пригласили в тот вечер на ужин в ресторан, если вы уже расстались?

— Ну я не могла Макса вот так сразу отшить, — протянула Аврора, — и потом, он все время мне названивал, просил о встрече, говорил, что нам надо объясниться, я, мол, его неправильно поняла, ему от меня ничего не надо. Когда хотел, он умел уговаривать. У него был такой дар — убеждать женщин, очаровывать, если хотите. И в тот вечер, точнее, накануне он мне тоже позвонил, предложил встретиться. Я не хотела, сказала, что занята. Он сразу: чем занята? Я сказала — у Марьяши друзей собираю. А он: «Можно и я приду?» Ну что мне было делать — сказать: нет, не приходи?

— Я бы на вашем месте так и сказал.

Аврора усмехнулась:

— Вы мужчина. Вам это проще. И вообще, что вы во всем этом понимаете?

— Да, мало что я во веем этом понимаю. Запутано очень. Встречались, потом расстались, потом вместе за столом посидели в теплой компании. Бац — он мертвый, и она даже на его похороны не пришла. Нелогично, — сказал Колосов. — И ко всему еще выясняется, что обиделась она на него, беднягу, именно потому, что он ее ребенка хотел назвать своим, то есть почти усыновить.

— Да это мой ребенок, мой сын! Жизнь моя! — воскликнула Аврора. — Я только сейчас поняла, случись что со мной — мои дети, они же никому не нужны будут. Даже отцу родному. А Студнев, с этой его трепотней, этими улыбочками… Разве можно было такое говорить? Он же такими словами, этой ложью приговор подписал, идиот, и себе, и мне!

— Гусаров, ваш муж, таких откровенных заявлений вашему приятелю не простил бы? — быстро спросил Никита.

— Да что вы о моей жизни с Гусаровым знаете? Я в его доме иногда дышать боялась, не то что…

— Скажите, Гусаров звонил вам в тот вечер, в пятницу?

— Да. По мобильному. Мы все сидели за столом. И вдруг он позвонил.

— А чего он от вас хотел?

— Он разговаривал со мной очень грубо, оскорблял всячески.

— Но ему что-то было от вас нужно? В связи с чем он звонил вам? — допытывался Колосов.

— Наши адвокаты в тот день встречались. Они должны были договориться о выплатах на детей. Он… Гусаров всегда раньше говорил, что будет помогать детям. И я думала, что… что он понимает свои обязанности отца. Но в ту пятницу он вдруг позвонил и… Это было ужасно. Он оскорблял меня по-всякому, угрожал.

— Он отказывался обеспечивать детей? — спросил Колосов. — Что конкретно он вам говорил?

— Ничего, просто… Я же вам объясняю — он словно с цепи сорвался, полный рот ругательств и угроз в мой адрес. — Аврора взглянула Колосову в глаза. — Я смертельно испугалась, понимаете? Да, в последнее время он ко мне относился плохо, очень плохо, но детей никогда не задевал, и тут вдруг… И я подумала, что…

— Что те неосторожные слова Студнева каким-то образом дошли до ушей вашего бывшего мужа? — спросил Никита.

— Да, — кивнула Аврора, — я так сразу и подумала: доигрались мы.

— Но напрямую в той телефонной беседе Гусаров вас в измене не обвинял?

— Нет, он просто орал на меня. Угрожал. Кричал, что я достала его…

— А зачем вы все-таки звонили Студневу в понедельник? — спросил Никита. — Когда я вам по его телефону ответил?

— Я не знала, что мне делать, что думать. Звонок Гусарова меня выбил из колеи. Я тревожилась. И решила позвонить Максу, выяснить однозначно…

— Что выяснить однозначно?

— Говорил ли он что-нибудь о моем сыне кому-нибудь. Мог ли Гусаров как-то услышать эту ложь?

— Аврора, простите, что я задаю вам такой вопрос, — сказал Колосов, — но если уж совсем честно, между нами, вы и Студнев раньше, до вашего развода, никогда… нет?

— Я была верна Гусарову, — ответила Аврора, — смешно звучит, но… И думать не смела о чем-то таком, не то что… Все восемь лет нашей совместной жизни по струнке ходила, как пионерка. Потому, наверное, и живу до сих пор, воздухом дышу.

— Вы о муже прямо как о какой-то Синей Бороде говорите, — усмехнулся недоверчиво Никита. — Ну ладно, хоть что-то выяснил. Извините за дерзости невольные. Мне самому не очень приятно о такой дряни с вами говорить, как убийство. Я о другом бы с вами хотел беседовать: о ваших песнях. Одна мне очень нравится, про любовь… «Любовь, моя любовь, как рассказать мне о ней тебе…» Это кто вам такую музыку классную написал?