29 отравленных принцев - [40]

— Анфиса, ну не надо о себе так. Я просто не могу, когда ты так говоришь.

— Если не нравится, не слушай, зачем тогда позвала? Ты думаешь, отчего он со мной начал? Да все потому же. Мне вот скоро тридцать стукнет. Вроде я полностью состоявшаяся личность, независимая и свободная. Ни в чем особенно не нуждаюсь, все у меня есть. Работа приличная, деньги платят нормальные, отдыхаю за границей, по экскурсиям ношусь как кошка угорелая — пирамиды, Стена плача, мечеть в Касабланке, Монпарнас, Монмартр. Квартиру собираюсь ремонтировать, тряпки покупаю, какие хочу, точнее, какие на мою задницу налезут. Фотовыставку персональную планирую через год сделать. Мне даже из «Вог» недавно звонили, интересовались, не хочу ли я и для них поработать. Вроде бы что еще надо? — Анфиса стиснула зубы. — И что тебе, красна девица, неймется? Так нет, любви хочется, чувств-с! Поцелуев при луне хочется жабе-царевне… Только в кино и видишь эти поцелуи. Ну, кассетку с порнушкой на Горбушке купишь, вечерком дома запрешься, видак включишь, насладишься — и вроде снова себя женщиной почувствуешь, бабой нормальной, без этой поганой жирной бабьей кожи! А тут вдруг — явление природы: он выплывает из тумана. Принц.

— Вы давно с ним познакомились?

— Успела, как видишь. Полгода назад, — Анфиса отвернулась, — Меня Аврора с ним свела. Кстати, именно там, куда мы с тобой сейчас топаем.

— В этом ресторане? А Аврору ты как же узнала?

— Да они сами лезут, мне, что ли, они нужны? У них же там только об одном разговоры: кто съемку финансирует, кто оплачивает, кто тряпки в рекламных целях дает, какой бутик — этот или тот… Авроре раньше муж бабки немерено отстегивал — Димка Гусаров. Его менеджер каждый месяц нам в издательство звонил: неплохо бы рекламную съемочку провести — оплата не заржавеет. Снцмки — в журнал, на обложку, на разворот, на плакат. Я Аврору раз двести, наверное, снимала — невольно познакомишься, сойдешься. Ну, а в тот раз она меня сама сюда затащила.

— В «Аль-Магриб»? Название какое-то, — Катя поморщилась, — «Аль-Каидой» какой-то попахивает.

— Позвала меня кофе по-восточному пить с корицей и финиками; Аврорка, хитрая змея, знала, куда меня, обжору, позвать, чем подмазать.

— Значит, она пригласила тебя в ресторан и там познакомила со Студневым?

— Да не знакомила она меня! Так, кивнула небрежно: это вот Анфиса, это вот Макс… как стул дивану представляют. Я на него и глаза поднять тогда не смела, куда уж мне…

— Почему?

— Ты его видела?

— Нет. На фото из дела, где он после падения с восьмого этажа, у меня духу не хватило смотреть.

— Тогда тебе простительно не понимать меня.

— Он что, настолько был привлекателен?

— Он был неотразим. По крайней мере, таким он мне тогда в первый раз показался — господин Совершенство, воплощенная мечта в джинсах с расстегнутой ширинкой. Мощный заряд скрытого мужского эротизма, я много раз знаешь какую композицию с ним себе представляла? Стена где-нибудь в Палермо, граффити на стенах, мотоцикл, тут же у колеса стреляные гильзы, сухая ветка, надкушенный гранат и он… Король жизни, крысиный повелитель подворотен и домов терпимости… Ладно, это метафора, мечта… Ну а тогда, во время той первой встречи, грустно мне стало, Катька, так грустно. Честное слово, на диету даже немедленно захотелось сесть. Фитнесом наняться. Правда, бред все это — фитнес, диеты. Ни спорт, ни липосакция от обжорства не излечат. Есть одно лишь верное средство.

— Какое? — спросила Катя.

— Боль, — ответила Анфиса.

— Как это… боль?

— А так. Когда что-то болит, есть ведь не хочется. Аппетит пропадает. — Анфиса взглянула на Катю, и что-то в ее темных глазах изменилось, дрогнуло, словно на мгновение приоткрылась какая-то потаенная дверца и снова наглухо захлопнулась. — Правда, если болит недостаточно сильно, это тоже не поможет. Надо, чтобы адски болело, чтобы все время напоминало, забыться не давало. Разожраться чтобы снова не давало нам, толстякам…

— Анфиса… — Катя не знала, что сказать дальше. По спине вдруг снова пробежал холодок, как и тогда, когда она услышала по телефону этот странный, надорванный, исполненный отчаяния голос. — Гляди-ка, мы уже пришли.

Они стояли перед рестораном. В отличие от Колосова Катя прочла, пробежала лишь буквы вывески: «Аль-Магриб» — и совсем почти не обратила внимания на его окна, дубовую дверь, кованый, разноцветного стекла фонарь над входом. Все это чисто внешне уже было ей знакомо. Ведь это был ее квартал, она много раз бывала тут раньше, проходила мимо и почти не обращала внимания ни на эту вывеску, ни на этот псевдовосточный, так нелепо и забавно смотрящийся на фоне мрачного сталинского дома рекламный антураж. На набережной было много ресторанов, и «Аль-Магриб», по мнению Кати, был всего лишь одним из них.

— Сейчас бстеллу закажем — это такая вкуснятина — и какой-нибудь салат острый, креветки «Танжер», а потом кофе. — Анфиса нетерпеливо дернула на себя дверь, широко шагая через ступеньки, голос ее внезапно, точно по волшебству, изменился. В нем уже не было сарказма и горечи. — Если не захочешь мучного, можно тапас будет заказать — это такие закусочки испанские, легкие, — сардинки, оливки, мидии, осьминожки маринованные. Рыбу брать не будем однозначно — дорогая, и есть нечего. Дорада — порция четырнадцать баксов, а на вкус — как карп в томате. Уж лучше порцию тажина, сытнее и приятнее.