2008 - [2]

– Как себя чувствует Чубайс? – поинтересовался Шрёдер. – Мы получаем тревожную информацию о том, что у него серьезные кардиологические проблемы.

– Внутренний распорядок российских тюрем таков, что заключенный может в любой день обратиться с ходатайством о направлении на прием к врачу, – парировал Путин. Он сморщил лоб, когда говорил это. Он всегда так морщил лоб, когда начинал говорить параграфами.

Параграф второй:

– Как сообщает генеральный прокурор Бирюков, Анатолий Борисович о направлении к врачу не ходатайствовал.

– Наша общественность напрямую связывает арест Анатолия с кампанией по выборам в думу и с президентской кампанией. Его после выборов выпустят?

– Да его завтра выпустят, если данные о нарушениях финансовой дисциплины в его корпорации окажутся ошибкой, никакие предвыборные дела тут не при чем.

Лоб снова наморщивается, взгляд уходит к незримому параграфу номер три. Параграф материализуется, вербализуется и артикулируется:

– Попытки связать факт задержания Анатолия Борисовича Чубайса с внутриполитическими событиями в контексте предвыборной кампании по выборам в думу и на пост Президента России делают наши политические враги и враги России. Мы вправе рассчитывать, что наши друзья не дадут себя увлечь этим пропагандистам.

Шредер давил, но не пережимал. Вопросы еще оставались.

Путин сам, мирно уже, глядя в глаза собеседника, рассказал о президентских выборах. Преемником на посту президента станет нынешний мэр Москвы Дмитрий Козак – толковый парень, неоспоримый приверженец демократии, надежный в смысле выполнения договоренностей. Да, раньше планировали Грызлова, Миронова. Ну и что? Нет, ничего не произошло. Просто решили двигать Козака.

– Правда ли, – поинтересовался Шредер, – что через четыре года Козак снова уступит президентский пост Путину? Есть ли такая договоренность?

– Нет, – твердо отклонил тему Путин и собрал лоб в складки, – мы не пойдем на нарушение конституции.

– Но тут нет формального нарушения, – удивился гость.

Разговор, тем не менее, скомкался. Путин выглядел обиженным. Обижался он обычно двумя способами: сжимая губы плотно или вытягивая их вперед по-утиному. С годами – все чаще сжимал плотно и все реже – уточкой. А вот сегодня снова надулся по-детски и вытянул губы. Шредер чувствовал, что его собеседник хочет высказать, выложить накипевшее. Помогать, спрашивать не хотел. Ждал терпеливо во время затянувшейся паузы.

– Герхард, и скажи нашим американским друзьям, что они суки последние, опять пошла атака на меня по всему фронту, за декабрь все до единой значимой газеты отписались по мне. Сенаторы – Рождество ведь у них там было, я правильно припоминаю? Им насрать, они и в Рождество отметились – каждая сука дала интервью или хоть пару слов сказали обо мне – аккуратненько так отбомбились по русскому союзнику, это как понимать?

– А что пишут газеты?

– Что я говно, что же еще.

– Но они сошлются всегда, что пресса у них независима.

– Но мы-то с тобой знаем, что это херня полная. А я докажу, как дважды два, что это хорошо проплаченный заказ. Это Невзлин и Березовский платят. У них там заряжены лучшие лоббисты, денег немеренно. Если у них пресса свободна, то ведь она ежедневно свободна? А почему мы наблюдаем кампанию травли в этой самой свободной прессе? Почему в ноябре их хренова свобода сподвигла их на семь обсирательских статей, а в декабре уже на восемнадцать? Откуда рост такой? Может, они в два с половиной раза свободней себя почувствовали?

– Владимир, но в ноябре значимых событий в России было меньше, а в декабре больше. Они не пишут, когда тем мало – с их точки зрения, ты исключаешь такой вариант?

– Герхард, у тебя всегда все просто объясняется. Ты пытаешься меня успокоить. Успокой меня по-другому. Ты не спорь, а просто передай нашим в Вашингтоне, что я на сто процентов уверен в кампании травли, что знаю, кто за этим стоит. Что считаю это паскудством. Я не заслужил, Герхард. Я хоть в чем-нибудь не выполнил обязательств? Я хоть в чем-то слово нарушил? Я хоть раз налево ходил? Они меня травят, чтобы продать мне эту позицию. Чтобы прекратить потом эту мерзость в ответ на очередные уступки с моей стороны. Я это считаю несправедливым и требую, передай, пожалуйста, чтобы они захлопнули пасть своим щелкоперам в рамках наших старых договоренностей. Новых уступок не будет. И про свободу прессы, я очень прошу, мне – не надо. Пожалейте, мне же не пятнадцать лет…

Шредер спорить не стал. И успокаивать больше не стал. Просто пообещал передать в разговоре с глазу на глаз весь диалог. Чтобы сменить тему, он еще успел справиться, ведется ли разведка новых месторождений нефти? Путин ответил: «Ведется». Обиженным таким лицом ответил. Лицо тут же поменял на озабоченное, и немедленно вслед за этим – на приветливое. Приветливое лицо обратил к Патеку Филиппу на правой руке. Приветливости хватило также и на Шредера. Тут же сделано было движение озорное, типа «айда, брат Герхард». В последнем жесте участвовали не только мышцы лица, но и часть скелета, а именно: лукаво мотнувшийся череп и шейные позвонки, приведенные в действие соответствующей мускулатурой. Все вышеизложенное – секунды за две, максимум. Это у него мимические способности такие были. Мы так не умеем.