ДАЕШЬ ДЕМОКРАТИЮ!
Итак, авторитетный аналитик Комитета приходит к выводу — социалистическая идея рано или поздно потерпит крах. И что же в данной ситуации предпринимает сотрудник госбезопасности? А ничего! И оправдывает это тем, что, кроме «синяков и шишек», ни к чему бы не привело.
«Размышления привели к грустным выводам: /…/ сталинские репрессии отучили от смелости в отстаивании своих взглядов». (стр.137). И не постеснялся: жил при Хрущеве, делал карьеру при Брежневе, был в прекрасных отношениях с Андроповым, а отстаивать свои взгляды его отучил Сталин.
Да, безусловно, бардака было предостаточно, но предостаточно было условий и способов повлиять на ситуацию, тем более для человека, который был «вхож» к первым лицам государства. К тому же имел возможность представлять свои соображения в виде выводов возглавляемого им аналитического центра.
Могли, но предпочли предать. Леонов и K° из системы безопасности государства превратились в проводников либерализма.
Заслуживает внимания откровенность генерала о том, что представлял из себя в то время КГБ. «Не одному мне приходили в голову мысли: «Что же делать?»… Не раз мы обсуждали эти вопросы в кругу самых близких сослуживцев. /…/ Надо признать, что идея бунтарства, выступления в какой бы то ни было форме против существующего строя казалась нам неуместной» (стр.139).
Уверен, признание это сделано вовсе не с тем, чтобы понравиться демократическому режиму. Мысли о свертывании социализма преследовали его. Как явствует из повествования, генерал был обольщен демократией; она уже хитроумно заложена во многих соцстранах в виде многопартийности и выйдет «…на арену в подходящий политический момент» (стр. 160).
А рассказывая о Коста-Рике, этом «единственном островке спокойствия» в Латинской Америке, Леонов объясняет почему: «Там давно укрепились основы буржуазно-демократического строя в результате широкого развития мелкой и средней собственности» (стр.179).
Ввиду приверженности Леонова идеям демократии, ему «…искренне было жаль Никиту Сергеевича», свергнутого соратниками по Политбюро, отказавшимися «…поддержать и развить… начатые <Хрущевым> демократические процессы» (стр.72).
Видимо, эта мысль очень занимала его, и он не видел никакой другой силы, кроме КГБ, которая смогла бы взамен социализма «развить демократические процессы». Вот, например, Леонов, читая Г. Грина, ловит себя на мысли, что отдельные фрагменты книги относятся непосредственно к нему: «мне казалось», «что однажды КГБ возьмет власть в свои руки и тогда окажется, что <Западу будет> гораздо проще вести дела с прагматиками, чем с идеологическими попугаями» (стр.153).
ПО ЕДИНОМУ ШАБЛОНУ
В годы так называемой «холодной войны» наша пресса подробно рассказывала о мерах США по подготовке гражданского населения к защите и о том, до какой истерии доходила американская пропаганда в запугивании собственного народа. Естественно, вопросами гражданской обороны занимались и мы; плохо ли, хорошо ли, но без всякой истерии и в меру сил и возможностей. Обстановка обязывала.
Интересно послушать, как интерпретирует этот период истории наш герой. По Леонову, подготовка нашего населения к защите при угрозе атомного нападения — это «сатанинские игры». В Америке не сатанинские, а у нас, видите ли, сатанинские. Не раздается критики в адрес Америки по поводу массового строительства там убежищ; зато возведение таковых у нас оценивается им как возведение «братских могил» по всей стране (стр.123).
Строительство же противоатомных сооружений для нужд армии (штабы, командные пункты) и высшего политического руководства генерал рассматривает как нежелание «власть имущих» «ценить народную копейку». Более того, такая политика советского руководства «…подтолкнула американцев на разработку специальных ядерных боеприпасов, способных проникать на большую глубину» (стр.124).
Здесь генеральская логика почти повторяет вымыслы перебежчика Резуна: Гитлер напал на СССР, чтобы упредить Сталина. У Леонова: Америка разрабатывала средства атомного нападения потому, что СССР был достаточно защищен и тем самым вынуждал ее.
Резун, если не ошибаюсь, был младшим офицером, однако интерпретирует события по-генеральски. Мы вспомнили здесь об этой личности в связи с тем, чтобы подтвердить: никакого различия в моральном облике между лейтенантом и генерал-лейтенантом не существовало. Да и сам Леонов признается, каким было общее мировоззрение кагэбэшного офицерства: «…так мыслили все офицеры и руководители разведки» (стр.124). Правда, некоторые из них были болтливее других, и тогда возникал скандал: «О политических взглядах Калугина в то время было известно, что они куда ортодоксальнее, чем у большинства генералов…» (стр. 259).
По-моему, все вопросы о том, что КГБ якобы стоял на страже безопасности, сняты.
Признаюсь, чтение не доставило мне удовольствия; прав я или нет, но у меня сложилось впечатление, будто я читаю очередную исповедь то ли Азефа, то ли Малиновского. А те места в книге, где Леонов подражает Волкогонову (а их уйма), — это «плевок в лицо русского человека». Отдельные его высказывания мне было бы противно цитировать, если бы я решился проанализировать всю книгу.
