Дальше Соколов рассказывает, как сослуживцы Жука дозвонились до сочинителя и попросили его в будущих изданиях бодяги убрать имя их директора. «Суть его ответа сводился к тому, что книга написана 30 лет тому назад, переведена на 35 языков. Она выполнила свою задачу, и он не собирается возвращаться к этой теме. Да, на Беломорканале он никогда не был, в архивах не работал, его книга — это «опыт художественного исследования, так к этому, и следует относиться» (Советская Россия. 4.11.07). Вот уж это точно: свою подлую антисоветскую задачу книга выполнила. И ведь врёт, как всегда: не собираюсь возвращаться…А «Лажа»-то, говорю, только что переиздана, вроде бы в обновлённом виде.
Весьма характерно, что люди вступились только за одного хорошо знакомого им сослуживца, не сомневаясь, судя по всему, в справедливости солженицынского вранья о всех остальных и о Беломорканале в целом.
Примечательно и то, что «Правда», например, достойно отметила 70-летие канала Москва-Волга, посвятив этому в номере за 16 ноября с.г. целую полосу с тремя прекрасными фотографиями; столь же достойно ещё 17 июля отметила юбилей этого канала и «Советская Россия», но упомянуть в своё время о таком же юбилее Беломорканала ни та, ни другая газета не решились. Как же, почти два миллиона жертв… И эту статью я предлагал обеим газетам. Тоже не посмели…
В июле 1933 года по каналу совершили поездку, осмотрели его Сталин, Ворошилов и Киров. Тут Солженицын даёт тупоумнейшую реплику: «А между тем Киров уже обречён, но — не знает». И что из этого следует? Подумал бы лучше о том, что ведь сам-то обречён на гораздо худшее — на проклятие народом. Но — не знает. И, поди, даже уверен, что ему памятник поставят где-то рядом с памятником Окуджавы или Колчака.
А в августе, вскоре после открытия канала, 120 писателей во главе с Максимом Горьким тоже совершили поездку по новому пути. В результате в следующем году вышла книга «Беломоро-Балтийский канал им. Сталина». В ней приняли участие 36 писателей. Математик поясняет: «84 писателя каким-то образом сумели увернуться от участия». Ему, всю жизнь вертевшемуся, ничего другого и не могло в голову придти. Не может сообразить, что ведь 36 — вполне достаточно, возможно, были и ещё рукописи, но надо же знать меру да и места для других авторов могло уже не хватить.
Книга содержала впечатления писателей о стройке и строителях. Она и её соавторы тоже стали предметом злобного поношения и проклятий со стороны суперпатриотов. Куняев десять лет анафемствует: «Эту стройку века, этот грандиозный ГУЛаг прославили Виктор Шкловский, Евгений Габрилович, Вера Инбер, Бруно Ясенский, Семён Гехт, Леопольд Авербах, Анна Берзинь, Лев Славин, Лев Никулин, Яков Рыкачев и многие другие вдохновенные романтики ГУЛага» (Цит. соч., т.1, с. 218 и «Возвращенцы«, М., 2006, с.29).
Списочек верный, только урезанный и несколько однобокий. Ведь среди «романтиков ГУЛага» были ещё и наши соплеменники — Максим Горький, А. Толстой, Вс. Иванов, Н. Тихонов, В. Катаев, М. Зощенко, К. Зелинский, В. Перцов, Б. Агапов…Все они названы В. Кожиновым («Судьба России», М., 1997, с.180). Впрочем, о том сборнике он выразился так: «Книга, воспевающая Беломорканал, то есть концлагерь, где погибали цвет русского крестьянства и многие деятели русской науки и культуры» («Пятый пункт», М., 2005, с.63). Но удивительно, что всегда столь дотошный, обожающий цифирь Кожинов не привел здесь ни одной цифры, ни одного факта, ни одной цитатки в доказательство ужасов концлагеря и даже не назвал ни одного из «многих» погибших там деятелей драгоценной науки и обожаемой культуры. Упомянул бы хоть академика Лихачева, досрочно там освобождённого «без ограничения в правах» за ударный труд в должности диспетчера на железной дороге и дожившего до ста лет под грузом почётных званий, наград и премий, в том числе — Сталинской. Почему же ничего этого нет у Кожинова? Да потому, что он, как и Куняев, просто побрёл по тропке, проложенной Солженицыным, перед которым всегда благоговел. Как нахваливал, и защищал, и обелял его, например, в беседе с правдистом В. Кожемяко. Да, брел и твердил: «Мэтр сказал… Отчего не поверить!».
И дальше: «Писатели воспели этот канал так, что и до сих пор существуют папиросы «Беломорканал», хотя это всё равно как если бы в Польше продавались сигареты «Освенцим» (Там же, с.63 и «Судьба России», М., 1997, с.180). Вы только подумайте: Освенцим с его душегубками и крематориями, с миллионами казненных… Именно об этих словах Кожинова я и вспомнил, когда увидел у художника Набатова пачку «Беломора».
И наконец: «Те, кто сегодня поносят Россию, — прямые наследники певцов Беломорканала» (Там же, с. 65). Сегодня поносят Россию Чубайс и Радзинский, Познер и Сванидзе… Это — наследники Горького?
Но вот странно: среди тех, кто писал о Беломорканале, не назван Михаил Пришвин. Как же так? Ведь замечательный писатель, в том же 1933 году самостоятельно побывавший на канале, и не очеркишко о нём поместил в коллективном сборнике, а написал целую повесть — «Осударева дорога», к тому же он из тех, кто до конца долгой жизни далеко не всё одобрял в советской эпохе. Разве можно умолчать о нём? А вот, поди ж ты, все умолчали — и Солженицын, и Куняев, и Кожинов… Почему же?
