200 дней на юг (2001) - [18]

При этом, прибыв в город Корти, водитель совершенно не захотел заниматься никаким срочным делом, а перешёл в обычную суданскую жизнь, с её длинными разговорами и медленными чаями. Так что его поспешность была дутая: просто ему хотелось прогнать по только что проложенному асфальту как можно скорее и рассказать об этом всему населению г. Корти.

Мы же сели на базарчике этого маленького города, размышляя о том, ехать ли нам сегодня в Хартум, а потом, например, заехать в Эль-Обейд, или не спешить, никуда не ехать, и переночевать здесь же. Пока размышляли, пришла в голову мысль починить мой ботинок, так как обувь моя, приобретённая в России, начала приходить в негодность. На базаре был сапожник, который и занялся ремонтом моего ботинка, а в это время вокруг, рассматривая нас, сапожника и невиданный в Судане ботинок, собралось почти всё население Корти, человек сто. Все они смотрели на нас, на ботинок, молчали и ничего съедобного нам не несли, так что прямо странно было.

Но вот среди толпы кортийцев возник англоговорящий человек, звали его Абдурахман. Он был фермером — выращивал траву для скота и продавал её.

Так как его жена и семья остались в Хартуме, сам себе он пищу не готовил и ходил обедать на базар. Тут-то и увидел нас сей столичный образованный житель, и завёл нас к себе в гости. Когда же мы пришли к нему домой, он привёл знакомиться с нами местного кортинского доктора, на удивление нам — русскоговорящего! Доктор Мохамед учился в Ленинграде, получив образование, в 1994 году вернулся домой, и теперь его правительство направило работать в больницу г. Корти, где он и был единственным врачом. Доктор Мохамед, увидев нас, весьма возрадовался и устроил нам такую "культурную программу", которую нам не устраивал раньше ни один суданец.

У доктора была государственная Тойота, и первым делом он повёз нас по Корти, показывать больницу, свой дом и остальные достопримечательности.

— Без машины доктору тут нельзя — в городе я один-единственный врач, а если кто-то заболеет в селе, то надо поехать и привезти его в больницу. Государство даёт врачу машину, дом, зарплату, но я всё равно недоволен. Работать в таком маленьком городе — это просто мучение для меня.

Больница, как мне показалось, имела тюремный вид. Огорожена забором, колючей проволокой; на входе сидел вахтёр. Ни один другой объект в Корти так не охранялся, как больница. Зачем? Чтобы больные не убежали?

— Государство плохо помогает больнице, но местные жители очень любят навещать больных, любят ходить друг к другу в гости и разговаривать каждый день. Поэтому каждый посетитель должен купить билет, за 1000 фунтов, и тем самым помочь содержанию больницы. Больные сами не платят за лечение, только за кровать, 10000 фунтов, независимо от того, пролежал один день или два месяца. А вон там стоит генератор электричества, мы его включаем, если нужно. Через четыре месяца в Корти обещали подвести электричество. Тогда уже генератор не понадобится.

Мы спросили, какими болезнями страдают суданцы и нет ли заболеваний от плохой воды.

— Все болезни не перечислишь, но самая первая у нас — малярия. Очень много малярии. А отравлений почти нет. От воды никто никогда не заболевал, из Нила вода хорошая, можно пить. Потом есть болезни — бронхит, кашель. У нас очень холодная зима, три месяца дует ветер, очень холодно, иногда +15 градусов бывает, и люди простужаются. Конечно, в России и здесь +15 — большая разница. Здесь нам это кажется холоднее, чем в России.

В больнице оказалось несколько корпусов. Мы за доктором прошли внутрь, не покупая билетов. В больнице работало несколько человек по типу младшего медицинского персонала, а также вахтёр и аптекарь, но врач был только один на всю больницу, он был сразу в одном лице и акушер, и глазник, и инфекционист, и хирург, и стоматолог, и от болезней кожи… Больных было немного, они тусовались на своих любимых суданских кроватях в палатах и на улице, бездельничали и общались со своими друзьями, вошедшими сюда по билету. Покинув больницу, мы поехали к доктору домой.

Дом доктора оказался велик и цивилен для этих мест: сделан не из глины, а из чего-то попрочнее. Впервые за это суданское путешествие мы увидели застеклённые окна, и даже с решётками на окнах. Зачем на окнах решётки?

— Эти окна сделаны в Хартуме, для Хартума. Может, там кто-нибудь и залезет в окно. Хартум… очень большой… очень цивилизованная страна… — отвечал доктор. Мы улыбнулись. Вот он, признак цивилизаиции: решётки на окнах!

Вокруг дома был небольшой участок.

— Я извиняюсь, что здесь всё так не убрано, жена моя четыре месяца как в Хартуме, — говорил доктор. (Мы осматривались: вот растёт арбуз, здесь бараны, тут баклажаны, тут дохлая курица, тут телефон.) — Не работает: надо заплатить 57000 фунтов. Нет, это не много, было 600000 фунтов, предыдущий доктор наговорил так много, а я теперь постепенно расплачиваюсь.

— Государство доктора не обижает. Но я здесь один на весь город. Многие люди из Корти живут в Хартуме, и очень богатые там. Все уезжают в Хартум делать деньги, вот и Абдурахман, он здесь один, а семья в Хартуме. Я с трудом говорю по-русски, я не говорил по-русски с 1994 года. А водку не пил с 1992 года. Тогда мне оставалось два года до возвращения на родину, и я решил бросить пить, так как здесь, в Судане, водку очень трудно достать. А курить — я тоже курил, в день по три пачки, здесь это дорого, целых 6000 фунтов в день на сигареты, но теперь я бросил курить и стал жевать носву. Это всего на 250 фунтов в день получается, но и её я скоро брошу.