1984: мистицизм жестокости - [6]

Крик, подхваченный средствами массовой информации того времени, вверг в ужас миллионы людей. Но он не помог им увидеть более отчетливо те проблемы, с которыми боролся мир, не углубил их понимания. Это только увеличило и усилило волну паники и ненависти, прокатившуюся по миру и сбившую с толку простые умы. «1984» научил миллионы видеть конфликт между Востоком и Западом в черно-белых тонах, показал им чудовищное привидение, и чудовищного козла отпущения от всех болезней, которыми страдает человечество.

В начале атомного века мир живет в состоянии апокалиптического ужаса. Это и есть причина, по которой людей так волнуют мотивы Апокалипсиса в произведениях литературы. Однако не Старший Брат выпустил на волю атомного и водородного апокалиптических монстров. Главная трудность современного общества состоит в том, что оно все еще не научилось приспосабливать свой образ жизни и свои социально-политические институты к огромным достижениям технического знания. Мы не знаем, как повлияла атомная и водородная бомба на сознание миллионов людей, живущих на Востоке, где боль и страх могут быть скрыты за фасадом поверхностного (или даже растерявшегося?) официального оптимизма. Но было бы опасно не видеть того факта, что миллионы людей на Западе, может статься, будут в страданиях и страхе спасаться бегством от собственной ответственности за судьбу человечества и выплеснут свой гнев и отчаяние на огромного монстроподобного козла отпущения, которого оруэлловский «1984» создал перед их глазами.

«Вы читали эту книгу? Вы должны прочитать ее. Тогда вы узнаете, почему мы должны сбросить атомную бомбу на коммуняк» - такими словами несчастный слепой продавец газет рекомендовал мне «1984» в Нью-Йорке за несколько недель до смерти Оруэлла.

Бедный Оруэлл, мог ли он когда-либо представить, что его книга станет столь известным мероприятием в программе Недели ненависти?

Комментарий.

Это мнение основано на личных воспоминаниях и на анализе работы Оруэлла. Во время последней войны Оруэлл, кажется, заинтересовался критическим, хотя несколько необычным, содержанием моих статей о России, появившихся в «Экономисте», «Обозревателе» и в «Трибьюн». (Позже мы оба были корреспондентами «Обозревателя» в Германии и иногда делили комнату в лагере для журналистов). Мне понадобилось немного времени, чтобы разглядеть за нашим внешним согласием различие в подходах. Помню, как озадачило меня упрямство, с которым Оруэлл рассуждал о «заговорах», а его политические рассуждения поразили своей схожестью с фрейдистской сублимацией мании преследования. Он, например, был непоколебимо убежден, что Сталин, Черчилль и Рузвельт сознательно создали заговор, чтобы поделить мир, причем поделить с пользой для себя и потом вместе его поработить (я могу проследить идею Океании, Остазии и Евразии как раз в этом времени). "Они все хотят власти", - постоянно повторял он. Когда один раз я указал ему, что под внешней солидарностью Большой Тройки можно разглядеть сильные противоречия, которые уже выходят на поверхность, Оруэлл проявил такую испуганность и недоверчивость, что потом даже изложил нашу беседу в колонке в "Трибьюн" и добавил, что не наблюдает никаких признаков конфликта, о котором я говорил. Это было во время Ялтинской конференции или сразу после нее, когда не требовалось особого предвидения, чтобы понять, что будет дальше. Что поразило меня в Оруэлле, так это отсутствие чувства истории и психологического понимания политической жизни, сочетающиеся с острой, хотя и узкой, проницательностью в некоторых аспектах политики и с несгибаемой твердой убежденностью.

Перевели Юрий Жиловец и Елена Литвак