1953 год. Смертельные игры - [100]

Это поставило меня в весьма тяжелое положение. Я тогда приняла решение передать свое заключение в письменной форме Н. С. Власик через майора Белова А. М. - прикрепленного к А. А. Жданову - его личная охрана.

Игнорируя объективные данные ЭКГ от 28/VIII и ранее сделанные еще в июле с/г в динамике, больному было разрешено вставать с постели, постепенно усиливая физические движения, что было записано в истории болезни.

29/VIII больной встал и пошел в уборную, где у него вновь повторился тяжелый приступ сердечной недостаточности с последующим острым отеком легких, резким расширением сердца, что и привело больного к преждевременной смерти.

Результаты вскрытия, данные консультации по ЭКГ профессора Незлина В. Е. и др. полностью совпали с выводами моей электрокардиограммы от 28/VIII-48 г. о наличии инфаркта миокарда.

4/IX-1948 г. начальник ЛечСанупра Кремля проф. Егоров П. И. вызвал меня к себе в кабинет и в присутствии глав, врача больницы В. Я. Брайцева заявил: "Что я Вам сделал плохого? На каком основании Вы пишете на меня документы. Я коммунист, и мне доверяют партия и правительство и министр здравоохранения, а потому Ваш документ мне возвратили. Это потому, что мне верят, а вот Вы, какая-то Гимашук, не верите мне и всем высокопоставленным консультантам с мировым именем и пишете на нас жалобы. Мы с Вами работать не можем, Вы не наш человек! Вы опасны не только для лечащих врачей и консультантов, но и для больного, в семье которого произвели переполох. Сделайте из всего сказанного оргвыводы. Я Вас отпускаю домой, идите и подумайте!"

Я категорически заявляю, что ни с кем из семьи тов. А. /А. Жданова я не говорила ни слова о ходе лечения его.

6/IX-48 г. начальник ЛечСанупра Кремля созвал совещание в составе академ. Виноградова В.Н., проф. Василенко В. X., д-ра Майорова Г. И., патологоанатома Федорова и меня. На этом совещании Егоров заявил присутствующим о том, что собрал всех для того, чтобы сделать окончательные выводы о причине смерти А. А. Жданова и научить, как надо вести себя в подобных случаях. На этом совещании пр. Егоров еще раз упомянул о моей "жалобе" на всех здесь присутствующих и открыл дискуссию по поводу расхождения диагнозов, стараясь всячески дискредитировать меня как врача, нанося мне оскорбления, называя меня "чужим опасным человеком".

В результате вышеизложенного, 7/Х-48 г. меня вызвали в отдел кадров ЛечСанупра Кремля и предупредили о том, что приказом начальника ЛечСанупра с 8/Х с/г я перевожусь на работу в филиал поликлиники.

Выводы:

1) Диагноз болезни А. А. Жданова при жизни был поставлен неправильно, т. к. еще на ЭКГ от 28/VIII-48 г. были указания на инфаркт миокарда.

2) Этот диагноз подтвердился данными патолого-анатомического вскрытия (д-р Федоров).

3) Весьма странно, что начальник ЛечСанупра Кремля пр. Его- ров настаивал на том, чтобы я в своем заключении не записала ясный для меня диагноз инфаркта миокарда.

4) Лечение и режим больному А. А. Жданову проводились неправильно, т. к. заболевание инфаркта миокарда требует строгого постельного режима в течение нескольких месяцев (фактически больному разрешалось вставать с постели и проч. физические нагрузки).

5) Грубо, неправильно, без всякого законного основания профессор Егоров 8/1Х-с/г убрал меня из Кремлевской больницы в филиал поликлиники якобы для усиления там работы.

Зав. кабинетом электрокардиографии Кремлевской больницы врач Л. Тимашук».

Я не зря привожу это письмо целиком - оно очень умно составлено. На самом деле все было так, да чуть-чуть не так. Консультанты не подтвердили вывод Тимашук, не подтвердил его напрямую и патологоанатом. Мы рассматривали события, как они происходили в действительности, и нас не удивило, что делу не был дан ход. Однако в изложении Тимашук ситуация выглядит немного по-другому, но это «немного» приводит к вполне однозначному выводу: МГБ просто обязано провести следствие по делу о возможном убийстве Жданова (напоминаю, дело «кремлевских врачей» образца 1938 года было у всех на памяти). А раз обязано - значит, следствие идет. И в его поле зрения обязательно попадут «ленинградцы», неизвестно зачем оказавшиеся возле Жданова в его последние дни.

(Кстати, к вопросу о том, в каком архиве хранилось письмо Тимашук. В 1952 году следователи МГБ вовсе не обязательно пользовались первым письмом. Возможно, они использовали ее письмо Кузнецову, которое вполне могло попасть в «ленинградское дело».)

Следствие по делу об убийстве - это не рутинная проверка. Тут будут копать глубоко, по всем направлениям, отслеживать все контакты. И что в итоге найдут?

Как известно, невинные и виновные ведут себя в одних и тех же ситуациях совершенно по-разному. Недаром говорят, что у страха глаза велики. Если за человеком числится что-то неположенное, ему все время кажется, что его подозревают, что спокойствие обманчиво, там, в глубине, плетутся против него тайные сети... Если Кузнецов имел причины скрывать факт визита к Жданову в день его смерти - пусть не себя, так Вознесенского - у него сразу же должно было возникнуть подозрение, что на самом деле все это хитрые маневры, следствие идет, и если внимание Абакумова и Сталина привлечет этот визит, неизвестно, до чего они докопаются.