1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны - [21]

Поэтому, когда кто-нибудь вроде Манделя говорил: пользуйтесь для войны с немцами теми инструментами, что у вас в руках, генеральному штабу было нечего ответить. Тем не менее французское правительство и высшее командование ожидали, что союзники вступят в войну, даже если Франция не будет с этим спешить.⁹⁴ Наступательная война рассматривалась как бремя, которое предстояло нести другим. «Война где-то там», говорили французы. Но трудность заключалась в том, что восточные союзники Франции тоже не имели наступательных намерений. Чехословакия планировала в случае франко-германской войны остаться в обороне.⁹⁵ Основные оборонительные усилия Польши были направлены на восток, а не на запад, если не считать 1938 года, когда она стала угрожать Чехословакии из-за своей части пирога, которая уплыла мимо ее рта после Мюнхенского сговора.⁹⁶

«Воевать до последнего француза!» — казалось говорили англичане; «Нет уж, только не мы, — доносилось в ответ из Франции. — Пусть со всем этим справляются чехи, поляки и русские». Кто же тогда собирался воевать с нацистами? Все планировали, что это будет кто-то другой. Во Франции и Британии были слишком сильны настроения «каждый сам за себя», но именно они и подходили лучше всего для гитлеровского плана разделения своих противников, с тем, чтобы потом передушить поодиночке.

Особенно обострились англо-французские разногласия весной и летом 1936 года в связи с Рейнским кризисом, победой Народного фронта на выборах и началом гражданской войны в Испании. Советская помощь испанским республиканцам породила среди консерваторов страхи, что Испания может стать коммунистической. Гитлер постоянно играл на этих страхах, не только помогая испанским фашистам, но и сея разногласия между своими противниками. Британское правительство было полно решимости запретить Франции помогать испанским республиканцам и развивать франко-советское сотрудничество. Оно готово было без колебаний вмешаться во внутреннюю политику Франции, чтоб охладить решимость французов противостоять нацистской Германии. «У нас... есть средства воздействия на французское правительство, — отмечал Сарджент. — Британская поддержка и одобрение до сих пор высоко ценятся во Франции».⁹⁷ С началом испанской войны готовность Сарджента вмешиваться во французские дела только усилилась. «Мы должны быть способны укрепить французское правительство в его усилиях — а если понадобится, то и оказать надлежащее давление — освободиться от коммунистического влияния, как внутреннего так и московского. Если даже на некоторой стадии это будет выглядеть как вмешательство во внутренние дела Франции...» «Не мытьем, так катаньем» Францию должно было удержать от «скатывания в большевизм» под влиянием гражданской войны в Испании...».⁹⁸

В такой обстановке Советский Союз был дополнительным источником англо-французских трений. Даже в 20-е годы французское правительство не хотело портить отношения с британскими тори, становясь слишком дружным с «Советами». И получался некий странный изгиб, являвшийся источником головной боли для некоторых французских политиков: в силу того, что Британия не хотела, чтобы Франция укрепляла свою безопасность, улучшая отношения с Советским Союзом, она не спешила оказывать Франции военную и политическую поддержку, в которой та нуждалась взамен франко-советского сближения.

7

Единственным путем для Британии и Франции выбраться из мешанины этих противоречивых интересов и надежд — было разрешить экспансию нацистской Германии на восток и/или юго-восток. Вот по этому вопросу разногласий не было. Еще в 1935 году Сарджент выдвигал как главный аргумент: «Если... мы перекрыли Германии все способы экспансии на восток, где она меньше всего может войти в конфликт с британскими или чьими-либо другими интересами, мы должны быть готовы к тому, что пропорционально этому усилится немецкое давление в направлении Дуная». Британский посол в Берлине, сэр Эрик Фиппс призывал не наматывать слишком много «колючей проволоки» на юге и востоке, чтобы нацистский «зверь» не повернул на запад. Сарджент соглашался: «Я никогда не был вполне готов поверить в истинность заявлений Литвинова о «неделимости мира»...».⁹⁹ В конце 30-х годов британские и французские разведывательные службы пришли к выводу, что Германия первым делом двинется на восток. И такая перспектива совсем не обеспокоила французское и британское правительства. Болдуин и Чемберлен, например, были довольно единодушны в предвидении советско-германского конфликта. Болдуин заявлял своим коллегам по Консервативной партии в 1936 году:

«Всем нам известно это немецкое желание — и он выступил с ним в своей книге (т. е. Гитлер в книге "Mein Kampf") — двинуться на восток, и если он на самом деле двинется на Восток, мое сердце не разорвется от горя... Существует конечно одна опасность, о которой вы все возможно подумали — предположим, русские и немцы начнут воевать и Франция, подчиняясь тем грустным обязательствам, которые взяла на себя по договору, тоже ввяжется в войну как союзница России; не почувствуете ли вы себя обязанными тогда помочь Франции? Так что если уж в Европе суждено случиться какой-либо войне,