1918 год: Расстрелянное лето - [9]

– Какие бабы, товарищ? Полдня на совещаниях провел, потом целых три часа выбивал на складе для наших бойцов гимнастерки и патроны. И что ты думаешь?! Получил только половину из обещанного аж три недели тому назад! Хорошо хоть мыло на этот раз выдали полностью!

В штаб он, действительно, ездил за газетами и партийной литературой, а также выбил два десятка гимнастерок, два десятка кусков мыла, патроны, но главное, две кожаные куртки для себя и Федьки. Кроме этого, по особому заказу, а не за просто так, получил два новеньких маузера для себя и товарища Варакина. Что он за комиссар без кожаной куртки и маузера? Комиссар опять ушел в свои мысли, поэтому не сразу понял, что его о чем-то спрашивает Забугорный, скачущий на лошади рядом с ним. Повернул голову:

– Чего ты сказал?

– Ты что, Заглыба? Совсем оглох?! Я говорю, лошадей нам надо! Может, знаешь, где по деревням есть лошади?

– Мне не до лошадей сейчас, товарищ Забугорный! Ты мне лучше скажи, когда наступление будет, товарищ красный командир?! В штабе сказали, что идет накопление сил для главного удара. И что? Вшивота золотопогонная из всех щелей лезет, что твои тараканы, а мы чего-то ждем! Это, товарищ…

Его пламенную речь прервала выехавшая в пятидесяти метрах от них, откуда-то сбоку, из кустов, тачанка. Возница в солдатской рубашке и фуражке со звездочкой аккуратно, не торопясь, ее развернул, затем так же неторопливо слез с облучка и пересел за пулемет. Мне было видно, как Донской немного повел стволом, видно прицеливался.

– Это что такое, товарищ Заглыба? – придержал коня взводный и указал нагайкой на стоящую на дороге тачанку.

– Сам в догадках, товарищ, – непонимающе протянул комиссар, натягивая поводья. – Так я…

– Товарищ командир, гляньте! – неожиданно закричал один из бойцов и вытянул руку в сторону.

Головы комиссара и Забугорного автоматически повернулись. Из кустарника, который они только что проехали, высунулся, скинув прикрывавшие его ветки, ствол второго пулемета. Озвучить наше требование Донской поручил мне. Лежа с винтовкой среди кустов, я немного приподнялся и постарался крикнуть как можно громче:

– Вы окружены! Сдавайтесь! Считаю до трех! Раз! Два!

Взводный, хищно оскалившись, с ходу послал лошадь вскачь, одновременно пытаясь вытащить револьвер из кобуры, вот только в этот самый миг коротко простучал пулемет фон Клюге, и голова красного командира ткнулась в лошадиную гриву. Следом за ним один из конников попытался скинуть с плеча карабин, но получив пулю в голову из моей винтовки, свесился с седла.

– Еще желающие умереть имеются?! – спросил Донской окончательно растерявшихся красноармейцев. – Если нет, слезайте с лошадей, кладите оружие на землю и отходите в сторону.

Бойцы, не глядя друг на друга, стали спрыгивать с лошадей. Стоило им сложить оружие и сбиться в группу, как ударил пулемет штаб-ротмистра, скосив людей, словно коса траву. Донской живо соскочил с тачанки и быстро пошел к месту расстрела. Мы вышли из кустов, следом за нами вышел фон Клюге. Семь трупов, двое раненых. Подполковник вытащил из-за пояса револьвер и аккуратно прострелил обоим бойцам головы, после чего начал отдавать приказы:

– Штаб-ротмистр, берите подпоручика и устанавливайте пулемет обратно на тачанку. Поручик и вы, Никита Васильевич, обыщите трупы и стащите их в овраг. Что найдете, складывайте на телегу, потом будем разбираться.

Следующие полчаса мы трудились как проклятые, при этом постоянно и настороженно оглядываясь по сторонам.

В телеге, которая так и стояла посредине дороги, мы нашли двенадцать комплектов новой формы, четыре пары сапог, патроны, партийную литературу, два десятка кусков мыла, кожаные куртки и два новеньких маузера. Кроме этого нашли мешочек соли, килограмма на два, и мешок крупы. В тороках кавалеристов также нашлось немало интересного. Сало, сухари, крупа, патроны. Пока мы с врачом складывали и сортировали, господа офицеры закончили запрягать лошадей в тачанки. Надев отложенные для себя новые сапоги и гимнастерку, я подошел к кустам, где прятался старик.

– Митрич, выходи.

Дед нехотя вышел. Он явно боялся, что с ним поступят так же, как и со всеми – пустят пулю в лоб. Я решил сразу его успокоить:

– Не бойся, отец, мое слово крепко.

Тот поднял на меня глаза и вдруг неожиданно сказал:

– С людьми вы не по-божески поступили, ваше благородие.

– Война, отец. Лошадку свою забирай. И еще. Вон лошадь с телегой видишь? – я дождался его кивка и продолжил: – Твое.

Крестьянин покачал головой.

– Не могу забрать. Эта лошадь за солдатским хозяйством записана, сразу признают.

– А мыло и гимнастерки нужны?

– Мыло? Очень даже нужно. И гимнастерки тоже, – лицо старика оживилось.

– В телеге возьмешь, когда мы уедем. Пока, отец.

Дед удивленно посмотрел вслед непонятному ему мужчине, потом вдруг неожиданно для самого себя перекрестил его и пошел искать лошадь. Орлика он нашел в овраге. При виде хозяина конь тихонько заржал, приветствуя его, а когда тот подошел, ткнулся мордой в плечо хозяину. В следующую секунду со стороны дороги раздался топот копыт, а затем раздался чей-то возглас:

– Вперед, господа!