1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции - [58]

 – говорилось в манифесте Московского Совета рабочих депутатов „Ко всем рабочим, солдатам и гражданам!“. – Он не прекращает стачки до тех пор, пока все местные власти не сдадут своих полномочий выбранному от местного населения органу временного революционного управления».

7 декабря в Москве остановились все крупные предприятия, электростанции, трамваи, закрылись многие магазины. Забастовка охватила 60% фабрик. На многих из них рабочие не вышли на работу, вместо этого состоялись митинги и собрания под охраной вооруженных отрядов – дружин. Наиболее подготовленная и хорошо вооруженная дружина была сформирована Николаем Шмидтом на Пресне. С 16:00 согласно плану город погрузился в темноту, поскольку Совет запретил фонарщикам зажигать фонари, а многие из них для надежности еще и побили.

В ночь на 8 декабря произошла первая перестрелка дружинников с городовыми, а в 3 часа ночи повстанцы разграбили оружейный магазин Биткова на Большой Лубянке, пополнив запасы оружия. На следующий вечер в саду «Аквариум» полиция попыталась разогнать многотысячный митинг, разоружив присутствовавших на нем дружинников. И хотя мероприятие обошлось без жертв, тут же был пущен слух о расстреле народа. В наказание за него в ту же ночь эсеровские боевики пробрались к зданию охранного отделения в Гнездниковском переулке и кинули в его окна две бомбы. Один человек был убит, еще несколько ранены.

Далее события развивались по нарастающей. Вечером 9 декабря в училище И. И. Фидлера собралось около 150–200 дружинников, гимназистов, студентов и учащихся. Обсуждался план захвата Николаевского вокзала с целью перерезать сообщение Москвы с Петербургом. После собрания дружинники планировали пойти разоружать полицию. Однако к 21:00 дом Фидлера сам был окружен войсками, которые потребовали у находившихся внутри сдаться. На нижний этаж тем временем ворвались полицейские.

Однако дружинники забаррикадировались на верхних этажах, завалив лестницу школьными партами и скамейками. «Офицер предложил уйти всем женщинам, – рассказывал потом один из очевидцев. – Две сестры милосердия хотели было уйти, но дружинники им это отсоветовали. „Все равно вас на улице растерзают!“ – „Вы должны уйти“, – говорил офицер двум юным гимназисткам. – „Нет, нам и здесь хорошо“, – отвечали они, смеясь. – „Мы вас всех перестреляем, лучше уходите“, – шутил офицер. – „Да ведь мы в санитарном отряде – кто же будет раненых перевязывать?“ – „Ничего, у нас есть свой Красный Крест“, – убеждал офицер. Городовые и драгуны смеялись. Подслушали разговор по телефону с Охранным отделением. – „Переговоры переговорами, а все-таки всех перерубим“. В 10:30 сообщили, что привезли орудия и наставили их на дом. Но никто не верил, что они начнут действовать. Думали, что повторится то же самое, что вчера было в „Аквариуме“ – в конце концов всех отпустят. „Даем вам четверть часа на размышление, – сказал офицер. – Если не сдадитесь, ровно через четверть часа начнем стрелять“. Солдаты и все полицейские вышли на улицу. Сверху свалили еще несколько парт. Все встали по местам. Внизу – маузеры и винтовки, выше – браунинги и револьверы. Санитарный отряд расположился в четвертом этаже. Было страшно тихо, но настроение у всех было приподнятое. Все были возбуждены, но молчали. Прошло десять минут. Три раза проиграл сигнальный рожок – и раздался холостой залп из орудий. В четвертом этаже поднялась страшная суматоха. Две сестры милосердия упали в обморок, некоторым санитарам сделалось дурно – их отпаивали водой. Но скоро все оправились. Дружинники были спокойны. Не прошло и минуты – и в ярко освещенные окна четвертого этажа со страшным треском полетели снаряды. Окна со звоном вылетали. Все старались укрыться от снарядов – упали на пол, залезли под парты и ползком выбрались в коридор. Многие крестились. Дружинники стали стрелять как попало».

Впрочем, у повстанцев было чем ответить. Вскоре с четвертого этажа было сброшено сразу пять бомб, из которых взорвалось только три. При этом одной из «адских машин» был убит тот самый офицер, который вел переговоры и шутил.

После седьмого залпа стрельба прекратилась. Солдат с белым флагом вторично предложил революционерам сдаться. Однако после 15-минутной паузы не вышел никто, кроме владельца дома – Фидлера, которому околоточный сначала прострелил ногу из револьвера, а уже потом арестовал. После этого обстрел из орудий возобновился и продолжался до часу ночи. В итоге, поняв бесполезность сопротивления, дружинники все же решили сдаться. При этом к моменту сдачи в доме оставалось еще 130–140 человек.

Когда повстанцы вышли на улицу, вопреки первоначальному обещанию переписать всех и отправить в Бутырку, по приказу разъяренного корнета Соколовского 20 человек были зверски зарублены уланами. Однако трем десяткам повстанцев, пользуясь дымом, суматохой и темнотой, удалось перелезть через забор и сбежать. В доме полицией было обнаружено 13 бомб, 18 винтовок и 15 пистолетов.

Бой за училище Фидлера ознаменовал переход к полномасштабному восстанию. Ночью и в течение следующего дня – 10 декабря – улицы Москвы перегородили сотни баррикад. При этом на строительство нередко силой выгоняли горожан. В качестве стройматериала чаще всего использовались опрокинутые сани и телеги и выломанные с «фундаментом» из снега ворота. Учитывая малочисленность боевых дружин (в общей сложности 1000–1500 человек) и нехватку вооружения, те не могли вести с войсками позиционную войну. Но повстанцы быстро выработали оптимальную тактику.