1917: Марш Империи - [29]

Десант на броне держался за скобы изо всех сил, стараясь не кувыркнуться с брони вниз, под трамвайные колеса, что было сделать не так просто, учитывая, что обе «Стрелы» то разгонялись, то притормаживали, то вновь набирали ход. Лейтенант Гримм называл это привычным выражением «Противолодочный зигзаг», хотя, конечно же, он сейчас старался не увернуться от торпед противника, а пытался сбить прицел возможным немецким наводчикам.

Половина расстояния осталась позади, когда из гущи бурелома выстрелило первое орудие. Снаряд упал в полусотне метров от «Балтийца» и Гримм тут же добавил ход.

— Держись, братва! Стоп машина!

Еще один снаряд рванул чуть впереди, а третий далеко справа. Пытаясь обмануть ожидания наводчиков, он приказал:

— Полный вперед! Доклад подполковнику: «Засечены два орудия противника в квадрате пять. Возвращаюсь на базу».

Вновь рывок, и вот бронедрезины покатились назад, стараясь скорее разорвать дистанцию и побыстрее скрыться за спасительным холмом.

— Вашброть! Ответ от Смирнова!

— Держись! Стоп-машина! Читай! Полный назад!

— «Сообщение получено, координаты взяты. При наличии возможности, приказываю осуществить прорыв на станцию Туккум-2 и поступить в распоряжение «Бабы Яги».

— Что???

* * *

ТЕРРИТОРИЯ, ВРЕМЕННО ОККУПИРОВАННАЯ ГЕРМАНИЕЙ. КУРЛЯНДИЯ. СТАНЦИЯ ТУККУМ-2. 25 сентября (8 октября) 1917 года. Утро.

Емец прокричал в рупор по-немецки:

— Я хочу говорить с вашим командиром. Я выйду под белым флагом парламентера! Не стреляйте!

С той стороны некоторое время не было ответа. Наконец кто-то прокричал:

— Хорошо! Я выхожу с белым платком! Не стреляйте! Идет парламентер! Встречаемся посередине!

— Договорились!

Штабс-капитан Воронов удивился:

— Неужели они собираются сдаваться?

Анатолий покачал головой:

— Нет, не думаю.

— Тогда зачем им соглашаться на переговоры?

— Могу предположить, что они считают, что им выгодно тянуть время. Возможно, они ждут подкреплений или новостей о результатах засады на наш бронепоезд. Слышишь, как опять там палят? К тому же их солдатам тоже нужна передышка перед новой схваткой.

— А если это ловушка и вас там просто пристрелят?

Емец пожал плечами:

— На все воля Божья. Так что, Воронов, остаешься за старшего.

Штабс-капитан кивнул, а Анатолий легко поднялся на ноги и перескочил импровизированную баррикаду, не забывая держать над головой белый носовой платок. Из-за мешков немецких позиций показалась фигура офицера, которая, в свою очередь, размахивала платком над своей головой.

Емец цепко оглядел приближающегося офицера. Пожилой, в форме майора, грузная фигура, судя по разводам на кителе, явно пытался привести себя в порядок, пройдясь щеткой по форме. Очевидно, фронтовик. Возможно, из элитных частей, но не слишком элитных.

Русский козырнул первым:

— Подполковник Емец, Лейб-Гвардии Его Императорского Величества Георгиевский полк, комендант города Туккум.

Немец козырнул в ответ и усмехнулся:

— Майор Шнайдер, 34-й Королевы Виктории Шведской фузилерный полк, комендант города Туккум.

Емец улыбнулся:

— Приветствую вас, коллега!

Шнайдер кивнул:

— Благодарю. Я так же вас приветствую. Вы жили в Германии? У вас хороший берлинский выговор.

Анатолий обошелся общими словами:

— Да, я жил несколько лет в Берлине. Еще до войны, разумеется.

— Разумеется. Что ж, мир тесен, мы вполне могли где-то пересекаться. Итак, герр подполковник, вы инициировали нашу встречу, потому первое слово вам.

— Благодарю вас. — Емец сделал приглашающий жест. — Не будете возражать, если мы пройдемся между нашими позициями. Я не хочу, чтобы из-за наших напряженных застывших фигур у кого-то из ваших или моих солдат дрогнул палец на спусковом крючке.

Немец склонил голову, соглашаясь с этим аргументом.

— Не возражаю.

И они двинулись посередине поля боя, держась на одинаковом удалении от позиций обеих сторон.

— Итак, герр подполковник? Я надеюсь, вы не ожидаете того, что мы капитулируем или что здесь сейчас начнутся братания? Говорю сразу, этого не будет.

Анатолий, досадуя, что бронедрезины где-то задерживаются, ответил:

— Нет, ничего подобного у меня в мыслях не было. Я не ожидаю братания, а, равно как и не требую вашей капитуляции. Вы дрались достойно. Но, воздавая должное стойкости и героизму ваших солдат, не могу не отметить, что положение ваше безнадежно. У нас орудие, которое уничтожило пулеметную точку на водонапорной башне, у нас минометы и, если потребуется, мы завалим ваши позиции минами. Вы же сейчас ничего противопоставить нам не можете, ваши пушки разбиты, осталось несколько пулеметов и несколько десятков винтовок. Я не сомневаюсь в готовности каждого из вас умереть за Фатерлянд, но бывают ситуации, когда смерть на поле боя бывает бессмысленной и даже глупой.

Шнайдер философски ответил:

— Война чаще всего такой и есть — бессмысленной и даже глупой. Но война есть война, как бы мы к ней не относились. А долг есть долг. Надеюсь, вам, как офицеру не требуется объяснять, что это такое?

Емец пожал плечами.

— Законы и обычаи войны не видят ничего предосудительно даже в капитуляции, дабы избежать бессмысленных жертв в безнадежной ситуации. Я же даже не предлагаю вам сдаваться в плен. Просто оставьте свои позиции и уходите. С оружием и знаменами, если они у вас тут есть. Вот какая польза Германии от того, что здесь бессмысленно поляжет еще сотня молодых немецких мужчин? Вы все погибнете задолго до того, как к вам подойдет возможное подкрепление и станцию мы возьмем все равно. Не потеряв больше ни одного человека при этом.