19-я жена - [11]

Большой дом

Заснуть в ту ночь я не мог. И Электра тоже. Она вертелась на своем футоне[14] и отвечала рычанием на каждый звук, раздававшийся у Центра приветствия, — двери машин, мотоциклы, восемнадцатиколесные грузовики, вздыхающие во сне. В какой-то момент тибольная[15] команда выскочила из мини-вэна и бросилась в мужской туалет — настоящая банда вопящих восьмилеток, окликающих друг друга не по именам, а непотребными прозвищами. Это была одна из тех ночей, когда я ни на миг не сомкнул глаз.

Около четырех я взялся за руль. Электра сидела позади, на пассажирском месте, насторожившись, шерсть у нее на лбу встопорщилась, будто она поняла, куда мы едем, и не считает, что это такая уж здравая идея.

За Сент-Джорджем, когда минуешь Хэррикен[16] с его наркоманскими сквотами, выезжаешь на окружное шоссе, ведущее в никуда. Оно поднимается вверх, пересекает пустынное плато с плоскими холмами, скалистыми вершинами и — в отдалении — группками кедров. На этой дороге на протяжении пятидесяти миль нет ничего, кроме бензозаправки, закусочной и проволочного креста, отмечающего место аварии со смертельным исходом. Если ехать дальше, то раньше или позже вы наткнетесь на поворот к Месадейлу. Теоретически это шоссе ведет к Канабу, затем — к Большому каньону, но и туда и туда ведут гораздо более удобные дороги, и в реальности нет никакого резона катить по этому шоссе, если только вы не направляетесь в Месадейл или если не заблудились. Наверное, это самое заброшенное шоссе в Америке. В каком-то месте именно этой дороги моя мамочка и выкинула меня из машины в ту ночь. Помню, там, рядом с тем местом, стоял у дороги засохший тополь. Помню, мне хотелось, чтобы он вдруг ожил и обнял меня своими ветвями.

Не доезжая десяти миль до Месадейла, я остановился у обочины. Мотор замолк, и вокруг воцарилась тишина, слышно было только, как птицы шуршат в полыни. Минут через пятнадцать проехал огромный грузовик с прицепом — я услышал его задолго до того, как увидел, — его рев нарастал, до краев заполняя пустыню. Когда он проезжал мимо, наш фургон тряхнуло, и Электра тявкнула один раз. Рев постепенно затих, и после довольно долгого времени снова воцарилась тишина, а хвостовые огни прицепа растворились во тьме.

Наконец восточный край неба порозовел, и я выпустил Электру помочиться. Она отбежала футов на двадцать в пустыню и принялась лаять на заросли биттербраша — наверное, почуяла длинноухого зайца или большую ящерицу. Я позвал ее обратно в машину, но она меня проигнорировала. Так что пришлось затащить ее силком.

Я припарковался у знака, говорившего, сколько миль до Месадейла, но выстрелы так его изжевали, что ничего невозможно было разобрать. Каждый раз, когда этот знак устанавливали, наш Пророк отправлял какого-нибудь своего апостола его расстрелять. Отцу как-то тоже пришлось это сделать. Помню, как он хвастался за обедом. «Уничтожил сатанинский знак сегодня», — говорил он, набивая рот поджаренной ветчиной.

Мне, видимо, надо разъяснить, почему Первые — это не мормоны. Не такие, как мормоны, поющие на ТВ в Табернакле[17] или громкоголосо болеющие на спортивных играх за команду Университета Бригама Янга, не такие, как их разгоряченные миссионеры, заговаривающие прохожих на улице. Ребята, которые заправляют в Церкви Мормонов, там, в Солт-Лейк-Сити, ненавидят нашего Пророка почти так же, как ненавижу его я сам. Они зовут его еретиком, святотатцем, и у них имеется для него целый букет прозвищ, таких как «насильник», «педофил» и «налоговый жулик». Точка раздора между Первыми и мормонами — вы, наверное, уже догадались — полигамия. Пророк утверждает, что, когда Церковь Мормонов отказалась от многоженства в 1890 году, они распродали веру. Именно тогда Первые и отошли от этой Церкви. Вот почему Пророк — то есть наш Пророк — всегда говорил нам по воскресеньям: «Братья и Сестры, это ВЫ — первые и истинные Святые Последних дней. ВЫ — потомки Иосифа и Бригама. ВЫ будете первыми в очереди на Возрождение, которое сулит человеку спасение».

Как вы можете себе легко представить, мормоны придерживаются иного мнения на этот счет. А знаете, что означает «раскол»? В той книге, которую я читал, в той самой, про Божественную историю, так вот, там говорится, что расколы вроде этого все время происходят. Иудеи и христиане. Католики и протестанты. Мормоны и Первые. Это тянется веками, и все, что я знаю наверняка, так это что такие вещи портят на хрен всё для всех остальных — в том числе и для нас.

Далеко в предгорье я увидел, как с зарей просыпается Месадейл. Отсюда он выглядел просто горсточкой белых и желтых огоньков, рассыпанных под горой. Я точно знал, что происходит за каждым из этих огоньков. Я знал это, как знаешь сто раз виденный DVD. Сестра-жена зажигает лампу — расчесать волосы. Другая чиркает спичкой — зажечь плиту. Третья жена дергает за шнур лампочки в кладовой, чтобы вытащить большую коробку маисовой каши быстрого приготовления. Десять, пятнадцать, двадцать огоньков в доме, и каждый — это сестра-жена, поднявшаяся, чтобы приняться за свою каждодневную работу.

И дети. Примерно в это время ребятишки выбираются из постелей, протирая заспанные глаза. Они выстраиваются в очередь к раковине, чтобы умыться. Мальчишки начнут рыться в ящике, отыскивая себе рубашку. Девочки примутся помогать друг другу подкалывать волосы. В этот час не станешь много болтать. Надо побыстрее одеться, чтобы вовремя явиться на кухню и получить в миску шлепок каши. Иногда еще и подсушенный хлебец и консервированный персик. Но далеко не всегда. Что бы там ни было, этого всегда не хватает. Только дурак решится потратить время на то, чтобы пописать, прежде чем получит что-нибудь поесть.