1894. Часть 2 - [25]

Капитана осторожно спустили в трюм, а боцман Жиглов занял его место.

- Господин инженер, торпеды готовы к пуску, - доложил механик.

- Командуй, боцман, - предложил Ершов.

- Николай Николаевич! Это не по-христиански, не по обычаям! - воспротивился Жиглов.

- Ты еще на законы ведения войны сошлись! - удивился Ершов.

- Вот и я о том! Мы же не разбойники-душегубы!

Ершов замолчал, и передумал, но не потому что Жиглов его убедил.

- Согласен, дадим возможность япошкам спастись, даже поможем им, боцман. Офицеров заберем с собой. Хочу их допросить, уж очень подозрительна наша встреча. Надо поджечь корвет, знатная дымовуха получится, может, увидит кто из рыбаков и спасет матросов.

- Южный ветер сам отнесет их шлюпки к Сахалину, - высказал своё мнение боцман.

- Подойдем ближе и спустим шлюпку!

- Есть, господин инженер! Средний вперед! - отдал Жиглов команду.

Ершов спустился к себе в каюту и вынул из сундука дюжину наручников.

Когда Николай отдавал наручники Костомарову, то Жиглов посмотрел на него с подозрением.

- Что ты так смотришь, боцман? Это образцы товаров! Я и вешалки, и зажигалки, и разводные ключи с собой вожу.

- Да я молчу, господин инженер. Молчу.

- Да твою же мать! Что же такое? Сплошь гуманисты какие-то! Я сам сделаю эту "грязную" работу, - сказал Ершов, забирая наручники у матроса.

Боцман остановил баржу в сорока метрах от корвета. Японский корабль сильно наклонился, но еще не собирался переворачиваться. Причиной тому могла послужить слаженная работа матросов на помпах, или они грамотно подвели пластырь под пробоины, а, может быть, деревянный корпус корабля существенно увеличивал плавучесть.

Ершов не был знаком с законами ведения войны, да, собственно, и не причислял японцев к тем, к кому эти законы относились. Короче, Николай был скрытый расист. Когда мичман с корвета попытался выстрелить из револьвера, Ершов выдал длинную очередь из автомата по всей японской шлюпке. Офицеры и матросы посыпались в воду и на дно шлюпки. Создалось такое впечатление, что Николай их всех перебил одной очередью. Чуть позже выяснилось: это далеко не так.

- Они такие мелкие! Не попадешь! - смущенно оправдывался Ершов, в ответ на добродушные подшучивания казаков.

Как бы то ни было, но задание казаки выполнили полностью. И офицеров всех взяли в плен, и корвет прекрасно загорелся от одной только канистры соляра. Единственное, что омрачало победу, было выражение лица японского капитана, когда Ершов защелкнул наручники. Глаза офицера сверкали возмущением и гневом. Николаю стало неуютно, и даже стыдно, будто он совершает что-то непотребное. Ершов разозлился, на себя, и зло ударил капитана по лицу.

- И не смотри на меня так!

Капитан склонил голову, чтобы кровь не заливала мундир, а капала на дно шлюпки. Русские сели на весла. Японцев было вдвое больше, и капитан приказал своим офицерам напасть на русских. Его лицо в этот момент показалось Ершову необычайно бледным, одухотворенным, несмотря на подбитый глаз и текущую из носа кровь. Спустя полминуты японцы были полностью разбиты, только они не собирались сдаваться, а бросались в океан, чтобы утонуть. Лишь мичман, тот, что в самом начале пытался стрелять, теперь не отважился умереть. "Позор или смерть! Плен или смерть!" - кричал капитан, бросаясь в воду, а мичман всё не решался, никак не мог выбрать смерть, ему казалось, что вода такая холодная. Мальчишка весь дрожал, его не слушались ни руки, ни ноги. Ершов легонько ударил его, мичман повалился на дно шлюпки тряпичной куклой.

* * *

Пользы от японского мичмана не было никакой. Он ничего не знал о причинах патрулирования корвета, он даже не мог опознать гавайский флаг. Это было неудивительно, до последнего времени этот флаг носил единственный государственный пароход "Ликелике".

Через три недели, когда баржа вошла в Гонолулу, Ершов был измотан океанской качкой до предела. Именно поэтому Николай не спешил выяснять причины демарша Вилкокса. Гусев в этом согласился с Ершовым. Он не хотел говорить о делах, тем более во время пьянки, которая началась чуть ли не на пристани.

- Поехали ко мне, твой дом стоит пустой, нежилой, - Гусев сердечно обнял друга, и достал плоскую серебряную фляжку.

- Нет-нет, меня поездка вымотала полностью.

- По маленькой за встречу? Тем более, что я уже послал казака за пролеткой.

- Пить днем? В такую жару?

- У меня дома Ледник!!! Подопечные Прокопа Лукича устроили на горе Мауна Кеа подвесную дорогу для доставки снега. За один раз шхуной увозят двадцать тонн, правда, по дороге в Гонолулу половина снега тает. Продают в основном в питейные заведения, остаток отдают мне по оптовой цене. Только-только начался сезон. Так что дома у меня отдохнешь. Ну! Давай по маленькой, и до вечера ни-ни.

- А вечером?

- Роберт, как всегда, явится без приглашения. Совсем обрусел. Стивенс, конечно, сначала пришлет мальчишку, предупредить о визите.

- Только сегодня ни слова о делах!

- Я слышал краем уха на пристани, будто вы потопили японский корвет?!

- Хотели обойти Японию с севера. У Сахалина напоролись на корвет. Тот под парами ходил, что не очень-то нормально, был свежий южный ветер, волны метра по два с лишним. Думаю, сидит какая-то сука во Владивостоке и стучит японцам. Корвет специально в проливе дежурил, нас ждал!