1793. История одного убийства - [106]

— Мальчик вырос, стал юношей, но, как вы и сами понимаете, без отца и матери он так и оставался мальчиком. Пока он не достиг совершеннолетия, Фогельсонгом управляла группа опекунов, бывшие деловые партнеры Густава Адольфа Балка. Мальчик, или назовем его уже юношей, их никогда не видел, только получал письма, написанные таким сухим и формальным языком, что он половины не понимал. Вам-то, наверное, хорошо знаком такой язык, его называют юридическим. Раз в полгода в Фогельсонг приезжает посыльный — проверить, хорошо ли ведутся дела, получает ли мальчик образование в соответствии с предначертаниями отца.

На свой семнадцатый день рождения он получил неожиданное сообщение. Оказывается, Густав Адольф предусмотрел особую статью расходов, предназначенных для получения образования за рубежом. Предусмотрены не только расходы, но и точный маршрут, и адреса банкиров, которые должны оплатить все текущие расходы в обмен на соответствующие векселя. Сначала на корабль до Ревеля, потом на юг, в Париж, а оттуда — во Флоренцию и Рим.

Итак, юноша во второй раз в жизни покидает Фогельсонг, не оглядываясь на мрачное строение в конце липовой аллеи.

Уже в Париже он меняет планы. Он много cлышал и много читал про этот город, арену любовных драм и романов, прибежище мыслителей и провидцев. Всегда мечтал увидеть Париж своими глазами. Ему казалось, что романы и стихи не в состоянии передать очарование этого города, столицы мира. В каждой кофейне, в каждом кабачке горячо обсуждаются права человека, молодые люди с горящими глазами настаивают, что при нынешнем социальном устройстве человеческие способности не реализуются и на десятую часть. Рабство осуждается единодушно. А многие идут еще дальше: для них жизнь при монархическом способе правления ничем не отличается от рабства. В душе юноша соглашается, повторяет за ними красивые призывы, но в глубине души зреет слишком хорошо знакомое чувство: страх. Страх, который он должен побороть.

Шестым чувством он понимает, что за революционной риторикой кроется жажда крови, и, когда наступает день отъезда, юноша решает остаться. Что-то назревает, быстро и неумолимо, и он хочет увидеть развязку своими глазами. Он переходит с площади на площадь, слушает споры на языке, который учил по книгам и который в него вбивали розгами, — и с каждым днем понимает его все лучше. Посылает в Стокгольм депешу с просьбой подтвердить кредит во французских банках и снимает комнату в Латинском квартале.

Город бурлит. Недовольство подогрето прошлогодним неурожаем. Впервые за двести лет созывают парламент. Провозглашается Национальное собрание, народ штурмует Бастилию, и уже к лету восемьдесят девятого года в Париже вводится самоуправление. Пожар революции перекидывается и в деревни. Крестьяне бунтуют, землевладельцы в панике бегут из страны или отказываются от веками установившихся привилегий. И наш юноша в самом центре событий. Он не принимает в них никакого участия, но полон энтузиазма. В августе Мирабо зачитывает на заседании Национального собрания Декларацию о правах человека и гражданина, глашатаи выкрикивают ее параграфы на площадях. Юноша слушает обращение короля Людовика c балкона дворца Тюильри. Король уже не молод, но на редкость статен и величественен, в расцвете сил. Он с одобрением высказывается о разумности новой конституции — истинный пример, как старое находит в себе довольно рассудительности, чтобы согласиться с новым.

Проходит несколько месяцев. Всё успокаивается, похоже, все признали новый порядок и с ним согласились. Но юноша дальновиден: он угадывает хрупкость этого спокойствия и выжидает. Проходит год, потом еще один.

Юханнес Балк лучше других знает, что ненависть питается страхом, так же как огонь питается сухим хворостом. Может быть, именно поэтому Париж становится ему родным. Фогельсонг никогда не был ему близок, там он был один, запертый в клетке одиночества, а здесь он чувствует этот подземный гул страха, сотрясающий не только его, а всех, кого он встречает. Чего-то боятся все. А бояться — значит ненавидеть. Человек не может любить того, кого он боится.

Несмотря на то что народовластие становится все шире за счет власти королевской, в рядах революционеров царит страх, который они называют беспокойством за судьбы Отчизны. Они боятся собственной тени, видят врага в каждом прохожем. В Париже, в других городах, в селах и на хуторах. Подстрекатель Марат пишет памфлет за памфлетом, один другого яростнее, призывает к решительным мерам, к уничтожению чуждых элементов. Разумеется, для пользы общества. Впервые звучит максима — цель оправдывает средства. Впервые в жизни юноша чувствует, что он часть чего-то, что он понимает, что он окружен людьми такими же, как и он сам. Он кожей чувствует приближение урагана смерти, который до поры притворяется ветерком, выжидает, шелестит на устах чуть не каждого, с кем он встречается. И он ждет этот ураган, нетерпеливо и взволнованно, пытаясь угадать, какие формы он примет.

В декабре девяносто первого его разбудил шум на лестнице. Люди в бело-красно-синей форме национальной гвардии выломали дверь. Пришли за ним — кто-то на него донес. Кто — он так никогда и не узнал. Кто-то, кто хотел выдвинуться в рядах якобинцев. Может быть, его банкир или хозяин квартиры. Иностранный аристократ — кого же еще подозревать в измене? Ему сообщили, что он шпион, и отвезли в Сен-Жермен-де-Пре, совсем рядом с его квартирой, и сказали, что обязаны его проверить.