1632 - [177]

Трепещите, господа тюремщики! Тролли и викинги у дверей!

Далее последовала российская вариация той же темы. Героические хоровые аккорды "Вставайте, люди русские, на страшный бой, на смертный бой" из прокофьевской музыки к "Александру Невскому" заполнили пространство. Немедленно за ними последовала боевая ярость "Ледового побоища". Испанцы, новое воплощение завоевателей-тевтонов, стоя на возвышавшихся над окрестностями валах замка, мысленно переживали те бедствия, которые в реальности обрушились на палачей Пскова несколькими веками ранее на льду Чудского озера.

Инквизиторы пытались развеять свой растущий ужас, гоня испанских солдат в бой. Визжа и ревя, они гнали дрожащих испанских аркебузиров на крепостную стену. Таща их за шею в некоторых случаях, и приказывая им стрелять по сатанинской музыке и адским огням.

Учитывая неточность их аркебуз, этот приказ был несколько туповат. Учитывая точность оружия в руках дьяволов в темноте, он был чистым безумием.

— Вынести их! — скомандовал Майк, изучая крепостные валы через бинокль. Прожектора были теперь направлены на священников и солдат, выстроившихся вдоль зубцов крепостной стены, ярко освещая их.

— В первую очередь выцеливайте инквизиторов!

"Александр Невский" закончился, на смену ему немедленно последовал финал прокофьевского фортепианного концерта номер 3. Дикий энтузиазм, звучавший в этой музыке, послужил фоном для буйного энтузиазма американских снайперов. Среди них не было Джулии Симс, это правда. Но если Джулия и была лучшим снайпером армии Соединенных Штатов, в ней было немало и других прекрасных стрелков. Через две минуты все испанские солдаты отступили от стен. Они оставили там около двадцати своих мертвых товарищей по оружию — и семь инквизиторов.

* * *

— Вот тупой народ, — проворчал Леннокс. Он, вместе с Маккеем, пытался укрыться от какофонии в палатке штаб-квартиры. Без большого успеха, учитывая, с какой громкостью Гарри транслировал музыку. — Хорошо, что я уже поспал. Щас бы точно не удалось.

Алекс пожал плечами.

— Всё лучше, чем рэп.

Леннокс фыркнул.

— Всё что угодно лучше, чем это дерьмо!

Новое произведение загремело из динамиков. Леннокс вздрогнул.

Майк, краем глаза уловив движение, повернул голову и улыбнулся.

— Это отрывок из чего-то там под названием 'Весна священная', - пояснил он. — Бекке это очень нравится.

— Рад, что она не моя жена, — пробормотал Леннокс под нос. — Даже если деваха выглядит, как Клеопатра.

Маккей улыбнулся. Он вышел вперед, подойдя вместе с Майком ко входу в палатку.

— Мне вот интересно, — сказал он. — Ребекка была с вами, лунатиками, где-то год, не больше. — Алекс сделал жест подбородком в темноту за порогом палатки. — Так как же ей удалось узнать так много о вашей музыке?

Майк пожал плечами.

— А чтоб мне пусто было, если я понимаю. Ей отец помог, вроде. Бальтазар за это время стал фанатиком классической музыке. Он говорит, что тупорылые лютни надоели ему до тошноты.

Он колебался, разрываясь между гордостью и желанием не выглядеть влюбленным мужем. Но, так как он и гордился своей женой, и был влюбленным мужем, борьба была недолгой.

— Не знаю, Алекс. Как ей удается все это, наряду со всем этим ее чтением, и всем остальным? Просто не знаю. — Его грудь распирала гордость за неё. — Единственное, что я знаю наверняка, так это то, что Бекки — самый умный человек, которого я когда-либо встречал. Или когда-нибудь смогу встретить, как мне кажется.

Маккей кивнул.

— Это всё так. И тем не менее…

Он замер.

— А чтоэто?

Майк несколько мгновений вслушивался в звуки мощного сопрано Леонтайны Прайс. Затем рассмеялся.

— Неужели не нравится? Это называется Liebestod. Написано парнем по имени Вагнер.

Алекс поджал губы.

— Невероятный голос, с этим я согласен. — И поморщился. — Но её песня звучит так, как будто бедная женщина умирает.

— Она именно это и делает. — Майк повернул голову, глядя на зубцы над головой. — И весело: — И, позволь заметить, она сообщает об этом всему миру, ничуть не спеша, с самолюбованием.

* * *

Так продолжалось всю ночь. Подготовленная Ребеккой программа включала, после Liebestod, еще добрую дозу Вагнера. Если уж на то пошло, она ненавидела этого композитора, как за театральность его музыки, так и за его подлость и антисемитизм. Но она полагала, что эта музыка подходит к случаю. Так что воплощение Тевтонской напыщенности атаковало испанских солдат, запершихся в германском замке, поражая их уши не хуже чугунной кувалды. Там был и "Полет валькирий" и грандиозные оркестровые композиции из "Колец Нибелунгов": "Вход богов в Валгаллу", "Прощание Вотана", "Похоронный марш Зигфрида" и, последним ударом, "Самосожжение Богов".

Когда все это закончилось, Фрэнк Джексон вздохнул с облегчением.

— Хорошо, что они проиграли Вторую Мировую, — прорычал он. — Можешь ли ты представить, что тебя бы вечно заставляли слушать все это дерьмо?

Майк фыркнул.

Ты думаешь, что это — самое плохое из всего возможного? — Он взглянул на восточную сторону горизонта. Первый намек на рассвет появился в небе. — Попробуй как-нибудь послушать Парсифаля.

Он поднял бинокль к глазам и направил его в сторону крепости. Зубчатые стены по-прежнему утопали в темноте, кроме тех мест, куда падали лучи прожекторов. В поле его зрения не было ни одного испанского солдата.