1612. Все было не так! - [4]
Таким образом, московский князь настаивает на том, что подданные литовского короля, как и его собственные, – не рабы, а свободные люди. Можно, конечно, счесть это лицемерием, но и политическое лицемерие имеет пределы. Мыслимо ли, чтобы, например, Л.И. Брежнев в сколь угодно демагогических целях отстаивал право граждан на выезд да еще объявлял его отечественной традицией, подобно тому как Иван III ссылается на «старину»?
Далее, почему, если уж им так было плохо в Литве, западнорусские князья и дворяне не бежали в Польшу или Венгрию? Потому, что предпочитали православную Русь? Да, религиозный фактор имел в те времена огромное значение (бежали – несколько позже – например, и французские гугеноты в единоверные им страны), но – при прочих равных. Пройдет несколько десятилетий, и мы увидим, как после «самодержавной революции» Ивана Грозного те же православные бояре (и не только бояре, и не только приезжие литовские, но и свои, великорусские) побегут обратно в Литву[18], при том, что положение православных там, к тому времени, существенно ухудшится.
Еще одно подтверждение европейского характера Московии «до Опричнины» – вполне европейское обращение Ивана III с мятежным Новгородом. Да, Иван подчинил Новгород себе, как в то время подавляли региональный сепаратизм и западноевропейские монархи. Многие европейские страны переживали в это время подобные процессы. Ф. Фукуяма, например, констатирует наличие таких тенденций во Франции тех же времен: в Англии, мол, монархия проиграла и вынуждена была пойти на некоторые конституционные ограничения, во Франции же одержала победу, что положило начало долгой централизации власти в руках абсолютистского государства (Фукуяма прослеживает последствия этого процесса до конца ХХ в.)[19]. Так что ничего специфически российского тут нет.
Но при этом Иван III не собирался уничтожать вольности Новгорода, если последний откажется от союза с Литвой. И действительно, в течение всех 1460-х годов в Новгородской республике усиливалась пролитовская партия. Тем не менее, как признает Дж. Феннелл, «одни лишь оскорбления (со стороны лидеров пролитовской партии в адрес Великого князя Московского. – Д.В.)…вряд ли могли быть использованы как предлог для серьезной экспедиции, призванной сокрушить то, что в конце концов было русским православным государством»[20].
Можно ли представить Ивана Грозного, спрашивающего себя, достаточно ли у него поводов для карательной экспедиции? Мысль Ивана III работала принципиально иначе: пусть Новгород первым нарушит «старину», т. е. старые договорные обязательства; таким нарушением и стал союз с Литвой. Но и после этого князь Московский не разгромил Новгород, даже вольности его после первого похода 1471 г. не уничтожил.
Не помогло: Новгород снова вступил в сношения с Литвой. Тогда, в 1478 г., произошла более жесткая экзекуция. Теперь вечевой колокол был снят, лидеров оппозиции сослали, некоторых даже казнили, но Новгород как таковой не пострадал. Иван всего лишь объявил, что хочет «господарьства на своей отчине Великом Новгороде такова, как наше государьство в Низовской земле на Москве»[21]. А мы уже видели и еще увидим, что «государьство в Низовской земле на Москве» было при Иване III и позже вполне европейским. Причем Иван шел на Новгород, как и семью годами ранее, вооруженный солидными документальными уликами (связи Новгорода с Литвой. – Д.В.)». И «можно только удивляться тому терпению, с которым Иван проводил переговоры»[22].
Опять-таки сравним это с тем, что сделал с Новгородом Иван Грозный 92 года спустя безо всяких на то оснований[23]. Никаких улик, кроме анонимной грамоты на имя польского короля, которую как-то подозрительно быстро обнаружили опричники, не было. Н.И. Костомаров прямо предполагает, что эта грамота, подброшенная самими же опричниками, – фальшивка[24], и он не одинок в своем мнении.
Но мы забежали вперед… Пока отметим, что, конечно, Иван III не был «либеральным» в более позднем понимании правителем, что он уморил в тюрьме родного брата и совершил еще много нехорошего. Но он был ничем не хуже своих западноевропейских «коронованных собратьев»; во всяком случае Иван III был не более жесток и авторитарен, чем его западные современники – например, Людовик XI во Франции, Фердинанд и Изабелла в Испании или Христиан II в Дании, который после завоевания Швеции истребил всю шведскую знать («Стокгольмская кровавая баня»).
Важный признак европейского государства – независимость Церкви. Так вот, А.Л. Янов упоминает про идеологический плюрализм, выразившийся в церковных и связанных с ними политических дискуссиях при Иване III[25]. Так, к 1490-м годам Церковь стала крупным землевладельцем, ростовщиком и т. д., но перестала быть пастырем народным[26]. Против этого протестовали русские «православные протестанты», сторонники «дешевой Церкви» – «нестяжатели»[27]
