15 лет русского футуризма - [5]

От себя еще добавлю: «Игра в аду» поэма не мистическая, а насмешливая.

Привожу текст II изд. и варианты, выправив опечатки.

Игра в аду

(2-ое доп. изд. Рисунки О. Розановой и К. Малевича. СПБ, 1914 г.)

Свою любовницу лаская

В объятьях лживых и крутых,

В тревоге страсти изнывая,

Что выжигает краски их,

Не отвлекаясь и враждуя,

Давая ходам новый миг,

И всеми чарами колдуя,

И подавляя стоном крик —

То жалом длинным, как орехом

По доскам затрещав,

Иль бросив вдруг среди потехи

На станы медный сплав, —

Разятся черные средь плена

И злата круглых зал,

И здесь вокруг трещат полена,

Чей души пламень сжал.

Людские воли и права

Топили высокие печи —

Такие нравы и дрова

В стране усопших встречи!

Из слез, что когда-либо лились,

Утесы стоят и столбы,

И своды надменные взвились —

Законы подземной гурьбы.

Покой и мрачен и громоздок,

Деревья — сероводород.

Здесь алчны лица, спертый воздух —

Тех властелинов весел сброд.

Здесь жадность, обнажив копыта,

Застыла как скала.

Другие с брюхом следопыта

Приникли у стола.

Сражаться вечно в гневе, в яри,

Жизнь вздернуть за власа,

Иль вырвать стон лукавой хари

Под визг верховный колеса.

Ты не один — с тобою случай,

Призвавший жить  — возьми отказ!

Иль черным ждать благополучья,

Сгорать для кротких глаз?

Они иной удел избрали —

Удел восстаний и громов;

Удел расколотой скрижали,

Полета в область странных снов.

Они отщепенцы, но строги,

Их не обманет верный стан,

И мир любви, и мир убогий

Легко вместился в их карман.

Один широк был, как котел,

По нем текло ручьями сало.

Другой же хил, и вера сёл

В чертей не раз его спасала.

В очках сидели здесь косые,

Хвостом под мышкой щекоча.

Хромые, лысые, рябые,

Кто без бровей, кто без плеча.

    Рогатое, двуногое

    Вращает зрачки,

    И рыло с тревогою

    Щиплет пучки.

Здесь стук и грохот кулака

По доскам шаткого стола

И быстрый говор: «Какова?

Его семерка туз взяла!»

Перебивают как умело,

Как загоняют далеко,

Играет здесь лишь только смелый,

Глядеть и жутко и легко.

Вот один совсем зарвался —

Отчаянье пусть снимет гнет! —

Удар: смотри, он отыгрался,

Противник охает, клянет.

О, как соседа мерзка харя,

Чему он рад, чему?

Или он думает, ударя,

Что мир покорствует ему?

И рыбы катятся и змеи,

Скользя по белым шеям их,

Под взглядом песни чародея

Вдруг шепчут заклинанья стих.

«Моя!» — черней, воскликнул, сажи,

Четой углей блестят зрачки —

В чертог восторга и продажи

Ведут съедобные очки.

Сластолюбивый грешниц сейм,

Виясь, как ночью мотыльки,

Чертит ряд жарких клейм

По скату бесовской руки.

Ведьмина пестрая, как жаба,

Сидит на жареных ногах,

У рта приятная ухаба

Смешала с злостью детский «Ах!»

И проигравшийся тут жадно

Сосет разбитый палец свой,

Творец систем, где всё так ладно,

Он клянчит золотой!..

А вот усмешки, визги, давка.

— Что? Что? Зачем сей крик? —

Жена стоит, как банка ставка,

Ее держал хвостач старик.

Пыхтит, рукой и носом тянет,

Сердит, но только лезут слюни.

Того, кто только сладко взглянет,

Сердито тотчас рогом клюнет.

Она, красавица исподней,

Склонясь, дыхание сдержала.

И дышит грудь ее свободней

Вблизи веселого кружала.

И взвился вверх веселый туз,

И пала с шелестом пятерка,

И крутит свой мышиный ус

Игрок суровый, смотрит зорко.

И в муках корчившийся шулер

Спросил у черта: «Плохо, брат?»

Затрепетал… «Меня бы не надули!»

Толкнул соседа: «Виноват!»

Старик уверен был в себе,

Тая в лице усмешку лисью,

И не поверил он судьбе —

Глядит коварно, зло и рысью.

С алчбой во взоре, просьбой денег,

Сквозь гомон, гам и свист,

Свой опустя стыдливо веник

Стояла ведьма, липнул лист.

Она на платье наступила,

Прибавив щедрые прорехи,

На все взирала горделиво,

Волос торчали стрехи.

А между тем варились в меди,

Дрожали, выли и ныряли

Ее несчастные соседи —

Здесь судьи строго люд карали.

И влагой той, в которой мыла

Она морщинистую плоть,

Они, бежа от меди пыла.

Искали муку побороть.

И черти ставят единицы

Уставшим мучиться рабам,

И птиц веселые станицы

Глаза клюют, припав к губам.

И мрачный бес с венцом кудрей

Колышет вожжей, гонит коней.

Колеса крутят сноп мечей

По грешной плоти — род погони.

Новину обмороков пахал

Сохою вонзенною пахарь.

Рукою тяжелой столбняк замахал —

Искусен в мучениях знахарь…

Здесь дружбы нет: связует драка,

Законом песни служат визги

И к потолку  — гнездовьям мрака —

Взлетают огненные брызги.

  Со скрежетом водят пилу

  И пилят тела вчетвером.

  Но бес, лежащий на полу,

  Всё ж кудри чешет гребешком.

  Смотрелася в зеркале

  С усмешкою прыткою,

  Ее же коверкали

  Медленной пыткою.

У головешки из искор цветок —

То сонный усопший по озеру плыл.

Зеленой меди кипяток

От слез погаснул, не остыл.

Тут председатель вдохновенно

Прием обмана изъяснял.

Все знали ложь, но потаенно

Урвать победу всяк мечтал.

С давнишней раной меч целует,

Приемля жадности удар.

О боли каждый уж тоскует

И случай ищется, как дар.

Здесь клятвы знают лишь на злате,

Прибитый долго здесь пищал.

Одежды странны: на заплате

Надежды луч не трепетал.

Под пенье любится легко,

Приходят нравы дикарей.

И нож вонзился глубоко

И режет всех без козырей

Песня ведьм:

Вы, наши юноши, что же сидите?

Девицы дивятся, стали сердитей!

Бровям властелиновым я высока,

Ведьманы малиново блещет щека.

Полосы синие и рукоять…

К черту уныние! Будет стоять!

«Я походкой длинной сокола

Прохожу, сутул и лих,