14-я танковая дивизия, 1940–1945 - [48]

В перспективе согласных с ними офицеров ожидало, конечно, соответствующее улучшение материального положения, а в случае благоприятного развития событий, возможно, даже хорошая должность в новом германском государстве. Но сначала все эти старания не имели большого успеха. В середине июля в Суздаль прибыла небольшая группа тех военнопленных, которые несколько недель провели в тюрьме в Москве. Очевидно, в тюрьме они уже получили соответствующую политическую «ориентацию». Во главе этой делегации стоял бывший глава информационной службы армии полковник фон Ховен. Но сначала и эта группа не добилась заметного успеха. Однако постепенно, где с помощью шантажа, где с помощью искусной пропаганды, им удалось сколотить группу из почти тридцати офицеров, которые были готовы поехать в Москву, чтобы якобы «обсудить» этот вопрос. От нашей дивизии в этой группе оказался советник военного суда Шуманн.

Кроме того, еще в июне в лагере началась новая волна допросов, которая, правда, коснулась только находившихся здесь немецких высших офицеров медицинской службы. При этом русскую сторону прежде всего интересовало санитарное положение в котле, особенно эпидемии, педикулез и истощение личного состава. Из всего этого можно было сделать вывод, что русское правительство хотело свалить ответственность за массовую гибель немецких военнослужащих в котле на германское командование.

По этому поводу можно сказать, что, разумеется, мы попали в плен не в лучшем физическом состоянии. Но с другой стороны, и перед русским руководством стояла очень трудная задача по быстрой доставке в этот полностью разрушенный город посреди степи достаточного количества продовольствия и по сооружению в разгар лютой зимы необходимых мест размещения военнопленных. Но если бы в первых лагерях в распоряжение наших врачей была передана хотя бы часть медикаментов, попавших в котле в руки русских, то, по крайней мере, была бы сделана хотя бы попытка бороться с эпидемиями и облегчить страдания раненых. Как было бесспорно установлено, многие немецкие врачи и унтер-офицеры медицинской службы сдавались в плен с надлежащим образом упакованными ранец-аптечками, но уже через несколько километров пути они у них были отобраны или украдены. Например, в лагере в Бекетовке у нас не было вообще никаких медикаментов.

Летом 1943 года политической обработке подверглись и военнопленные в лагере в селе Оранки. Здесь побывал руководитель делегации немецких эмигрантов Вальтер Ульбрихт. Но и здесь, несмотря на бурные лагерные собрания и дискуссии, поначалу успех был невелик.

В конце июля все генералы были вывезены из Суздаля в специальный лагерь, находившийся вблизи Москвы. Насколько нам было известно, там они содержались в относительно приемлемых условиях на одной из русских загородных дач. В это же время полковника Людвига отправили из Суздаля в Москву.

По мнению русских, оставшиеся офицеры были неисправимы. По этой причине не имело смысла держать их в образцовом лагере. В усиленно охраняемых товарных вагонах нас доставили сначала в Казань, а потом повезли на пароходе вниз по Волге, а затем вверх по Каме в Елабугу. Мы прибыли туда в сентябре 1943 года и встретили там оставшихся в живых своих боевых товарищей из Сталинграда. Это были лейтенант Бауэр, лейтенант Гаст, лейтенант Гильберт, военный фельдшер Хан, доктор Хааг, майор Хассель, обер-лейтенант Ломанн, советник Людеритц, лейтенант Мейер-Диркс, лейтенант Штемпель, подполковник Зайдель, лейтенант Шундер, старший казначей Шольц, лейтенант Тумм, лейтенант Твиссельманн, старший казначей Войте, капитан Веллер и лейтенант Уллершпергер. Здесь я узнал, что капитан Шультц, последний адъютант 4-го артиллерийского полка, умер от сыпного тифа в одном из лагерей на северной окраине Сталинграда.

Елабуга находится в верхнем течении Камы, примерно в трехстах километрах от Казани, в Татарстане. До Первой мировой войны здесь находилась резиденция епископа. С тех времен в городе сохранилось несколько больших церквей и добротных каменных зданий, построенных на рубеже веков итальянскими архитекторами. После революции церковная жизнь в городе полностью замерла, и долгие годы здания пустовали. В этих зданиях, вокруг которых в спешке был возведен забор из колючей проволоки, мы начали постепенно обустраиваться. Другой лагерь, в котором находились наши боевые товарищи, прибывшие сюда еще шесть месяцев назад, располагался на другом конце этого маленького городка; это был бывший монастырь. Здесь жили немецкие военнопленные еще в Первую мировую войну.

Поздней осенью в Елабугу прибыли все те наши товарищи, которые провели лето 1943 года в лагере в селе Оранки.

Этот период с осени 1943 года и до капитуляции Германии в 1945 году характеризовался очень острыми политическими дискуссиями. Из Москвы приезжали делегации немецких офицеров, которые входили в основанный ими Национальный комитет «Свободная Германия». В начале 1944 года в наш лагерь приехала еще одна делегация во главе с бывшим командиром 14-й танковой дивизии генералом Латтманом и генералом Шлёмером, а также знаменитым летчиком-истребителем фон Айнзиделем, сбитым в небе над Сталинградом. Все эти господа явились к нам в новеньких с иголочки отличных белых русских полушубках, белых унтах и меховых шапках и, выступая на многолюдных собраниях, попытались убедить нас в необходимости активной борьбы с немецким командованием. Генерал Латтман выступал по этому поводу с большой речью в клубе с трибуны, украшенной черно-бело-красным флагом. Над его головой красовался большой транспарант с надписью «Смерть фашистским оккупантам!». Двадцатидвухлетний граф фон Айнзидель не смог удержаться от того, чтобы не обратить внимания старших по возрасту штабных офицеров на то, что они «должны наконец отказаться от упрямо занимаемой ими изжившей себя позиции», так как в конце концов именно он и его товарищи после войны будут выдавать проездные билеты на родину. При этом он выразил уверенность в том, что только часть поездов поедет в Германию, а остальные отправятся в Сибирь. Поэтому он посоветовал всем хорошенько подумать и принять правильное решение. (В мемуарах графа фон Айнзиделя, которые были написаны им после его перехода на Запад в 1950 году, эта речь излагается иначе.)