137 секунд [журнальная публикация] - [3]

Весь мой рационализм рухнул в одно мгновение, ибо как же мог компьютер читать содрогания телетайпа, который был глух и мертв, как пень? Я чувствовал себя, словно крыса, загнанная в угол, и реакция у меня была, как у попавшей в отчаянье крысы, — я начал судорожно отключать все телетайпы, так что через минуту затих стук последнего…

Хотя макет номера еще не был готов, поток поступающего материала явно ослабел. Больше того, в новом, замедленном темпе выплывали фразы, лишенные конкретного содержания, пустые — одним словом, так называемая «вата». С добрую минуту шнурочки строк еще ползли на экране на свои места, пока, наконец, не застыли без движения.

Несколько текстов получило абсурдно-комический характер; был там репортаж о футбольном матче, в котором место сообщения о счете заняла нелепая фраза о славной осанке игроков обеих команд. Таинственный ключ, из которого компьютер черпал до сих пор настоящее вдохновение, иссяк.

Моей первостепенной задачей было, разумеется, сдать номер, так что я со всею поспешностью подключил телетайпы, и о том, что передо мной разыгралось, смог подумать только после трех, когда заработали ротационные машины. Я знал, что не обрету покоя, пока не найду причину происшедшего.

Профан перво-наперво подумает, почему бы не спросить об этом у самого компьютера: раз уж он такой умный и такой послушный.

Но с компьютером нельзя разговаривать, как с человеком, безразлично, глупым или умным: он вообще — не личность! С равным успехом можно ожидать, что испорченная пишущая машинка скажет нам, в каком месте и как ее починить. О компьютере можно говорить «он» точно так же, как о полупроводниковом элементе или ночном столике.

Наш ИБМ умел самостоятельно составлять и пересоставлять тексты стереотипных газетных сообщений — и только. ИБМ мог скомпилировать из двух дополняющих друг друга известий одно или подобрать вступление к чисто информационному сообщению (например, телеграмме). Все это было возможно благодаря готовым шаблонам таких действий — их в нем были закреплены сотни тысяч. Вводные фразы соответствовали содержанию телеграммы только благодаря тому, что ИБМ проделывал ее статистический анализ, выхватывая так называемые «ключевые слова». Если, например, в телеграмме повторялись термины «ворота», «штрафной», «команда противника», он подбирал что-нибудь из репертуара спортивных соревнований. Компьютер, одним словом — железнодорожник, который умеет требуемым образом перевести стрелку, сцепить вагоны и отправить поезд в нужном направлении, но не знает, что в загонах.

Как вы знаете, редакции таких двух еженедельников, как «Тайм» и «Ньюсуик», друг от друга совершенно независимы. При редактировании отдельных номеров их связывает только то, что они находятся в одном и том же мире и в одно и то же время получают сведения из очень близких источников информации. Кроме того, они обращаются к очень похожим читателям: так что сходство между множеством помещаемых в них статей отнюдь не поражает. Это результат совершенства, с которым они приспособились к своему рынку.

Благодаря шаблонам, которые в него заложены, ИБМ стал гением шокирующего сопоставления деталей, самой выгодной их подачи — я все это знал, но знал также, что концерт, который он задал, не удастся свести к только таким вот объяснениям. Почему, спрашивается, он, отключенный от телетайпов, действовал так лихо? Почему «лихость» так быстро его покинула? Почему потом он начал бредить?

Перед следующим дежурством я позвонил Сэму Гернсбеку, своему другу, нашему корреспонденту в Рио-де-Жанейро, и попросил его отправить нам в начале ночной смены маленькое ложное сообщение о результатах предстоящего матча по боксу Бразилия — Аргентина. Все бразильские победы нужно было приписать аргентинцам, и наоборот.

То, что я до сих пор узнал из опыта, позволяло предположить, что компьютер повторит ложное сообщение — то самое, которое Сэм отстукает на своем телетайпе, не буду скрывать, у меня уже была готова на сей предмет гипотеза: я вообразил, что телетайп становится чем-то вроде радиопередатчика, а его кабель служит антенной. Мой компьютер, думал я, в состоянии ловить электромагнитные волны, возникающие вокруг зарытых в землю кабелей…

Сейчас же после того, как фальшивое известие будет отправлено, Гернсбек должен был его опровергнуть. Чтобы эксперимент приобрел перекрестный характер, я решил до перерыва в матче сохранять нормальную связь телетайпа с машиной, а после перерыва телетайп отключить.

Не буду играть в литературу, описывая мои приготовления, эмоции, атмосферу той ночи, а только сразу скажу вам, что вышло. Компьютер подал, то есть вставил в макет полосы, неверные результаты встреч до перерыва и настоящие — встреч после него. Понимаете, что это значило? Пока он был отдан на произвол телетайпа, он просто буква в букву повторил то, что передавалось по кабелю из Рио. Отключенный, он перестал обращать внимание на телетайп, а вместе с ним — и на кабель, который в моих предположениях должен был играть роль антенны. Он просто дал подлинные результаты встречи. Впрочем, кроме последней — в самом тяжелом весе. То, что в это время выстукивал Гернсбек, не имело для моего ИБМ ни малейшего значения.