13 плюс - [46]

А в этот раз брат ее с собой не взял. Теперь вот он гуляет где-то с друзьями, а она таскает тут тяжелую лейку и поливает грядки.

«Надо пролить», — говорит мама. Надо было так хорошенько пролить, чтобы до вечера земля была влажная. В летнюю жару иначе все высохнет и станет как камень.

Тут хлопнула калитка, вбежал потный красный Коля и закричал, чтобы все слушали радио. У них тогда уже был радиоприемник. Настоящий, большой, ламповый. Назывался он «Колхозник». Самый первый на всей улице. На него даже другие страны можно было ловить. И к ним в гости по выходным приходил народ — радио послушать и поговорить с дедушкой.

— Ура! Война! — кричали на улице соседские мальчишки, братья Петька и Сашка. Играли, наверное. Мальчишки всегда в войну играют.

А в селе вдруг стало как-то тихо-тихо.

…День рождения вечером так и не праздновали. Обидно.

* * *

— …Маленькая была тогда еще, глупая…

— Ба, так ты в войну, выходит, даже меньше меня была, да?

— Меньше. Третий класс только закончила. У нас тогда семилетка в селе была.

— А я уже в пятом!

— Вот Коля, брат мой старший, тогда как раз седьмой закончил.

— А на фронте ты была? Немцев видела?

— Была, выходит.

— А кто тебя взял на фронт? Ты же маленькая тогда была?

— Меня никто и не брал. Это фронт сам к нам пришел. Прямо домой к нам.

— Сам пришел? Как в компьютере, что ли? Как в сказке?

* * *

Папа ушел на войну. Провожали его только Нюрка с мамой. Бабушка была уже старенькая, и в Сталинград ей было добраться тяжело, дедушка возился в огороде и смотрел за домом, дядя Толя работал на заводе, а Коля как раз тогда пошел на курсы трактористов. Он хотел вообще-то записаться на курсы водителей, но туда принимали только после девятого класса.

На площади у военкомата было много пьяных. Женщины плакали. Папа обнял маму, потом подкинул Нюрку вверх, поцеловал и побежал в строй.

Домой он пришел только в сорок шестом, под осень уже. И потом почти ничего не рассказывал про войну. Почти ничего…

Лето в тот первый год было жаркое. Днем мама с Нюркой занимались разными огородными делами.

От папы пришло одно письмо, свернутое треугольником. С синим штампом сбоку. А потом писем больше не стало. Мама плакала ночью, а днем работала, потому что надо было много продуктов на зиму заготовить, чтобы всю семью кормить. С рабочей карточкой остался один дядя Толя. Он вставал рано утром и уходил на завод. А приходил, уже когда темнело. Коля тоже работал — на комбайне в колхозе. На трактор его пока не пускали самостоятельно. Он возвращался домой поздно и очень грязный — весь в пыли и соломе. Мылся у колодца и сразу ложился спать. Он тогда хорошо поработал. Осенью к дому он приехал на телеге с мешками — это выдали зерно в колхозе за работу.

Одна, получается, Нюрка оставалась с мамой. Поэтому ей было скучно и трудно. Бабушка просто сидела на кухне или на солнышке, выставив стул, а мама все время что-то копала, окучивала, подвязывала, поливала.

И тогда Аня придумала себе друга. Вернее, он сам как-то так вдруг придумался. Когда она забилась за курятник, обиженная на весь свет и даже на маму, которая не отпускала играть на улицу, он сам вдруг взял и придумался. Как будто есть такой мальчишка, почти как старший брат. Не как Коля, а помладше, чтобы с ним можно было играть, и чтобы он все же был чуть старше. Старший брат — это такое… Когда он есть — это здорово.

Коли же сейчас не было дома. Он целыми днями работал. Потому что папа ушел на фронт, а семью надо кормить. Вот он и придумался — друг. Почти как брат, такой близкий и очень умный.

* * *

— И его звали Димкой, как меня?

— А ты это откуда знаешь? А-а-а… Я ж рассказывала уже не раз. Выучил, небось, все бабкины слова?

— И ничего я не выучивал. Не хватало еще мне такое учить. Ты вспоминай, вспоминай. Мне потом сочинение писать.

— Я вспоминаю. Я помню. А этот Димка мне помог тогда. Очень помог. С ним я была не одна. В одиночку же на войне выжить нельзя.

* * *

Теперь таскать лейку было не так тяжело. Казалось, что они вдвоем с новым другом тащат и на ходу еще переговариваются тихонько.

— Чего ты там бормочешь? — спрашивала мама. — Ругаешься, что ли?

Она всегда и все замечала.

— Не ругаюсь. Книжки повторяю.

— Это хорошо. Это ты правильно. Учиться надо, чтобы не быть неучеными, как родители.

У мамы было всего четыре класса. Она даже писала с ошибками, как первоклассник. А Нюрка уже сама в четвертом классе числилась.

Осенью в их школу въехал военный госпиталь. Поэтому учились в старом здании начальной школы, где было тесно и холодно, потому что как-то сразу не стало угля для отопления. К зиме детей даже стали отпускать раньше домой или просто распускать, вроде как на каникулы.

Сообщили о победе под Москвой. Все радовались. Но писем от папы все равно так и не было.

За селом на пустыре стали учить красноармейцев. Тут был большой пункт сбора, и перед отъездом на фронт они маршировали, кидали учебные гранаты и ходили в атаку, примкнув к винтовкам штыки. Коля говорил, что они в полной боевой амуниции и с грузом. Им было тяжело, и они лишний груз выкидывали. Противогазы выкидывали, даже иногда сухой паек, потому что жили в домах, на квартирах, и их тут кормили неплохо. Коля бегал туда и подбирал, что выкинули. Сухая гороховая каша в брикетах была вкусная, ее даже просто так можно было грызть. Солененькая.