13 минут - [19]

На пороге мне пришлось пережить удушающие объятия ее мамы, а потом я спросила, могу ли оставить подарок для Дженни на ее кровати. Лиз прослезилась, и ее слезы стали черными. Она плакала дешевой тушью.

– Ох, дорогая, это так мило! Они действительно переживали о тебе, обе. Знаешь, мне кажется, она совсем не спала с тех пор, как мы узнали. Она и не подозревает, что я в курсе. Я понимаю, что вам, девочкам, нужно собственное пространство, но я слышала, как она посреди ночи говорит по телефону. Слышала, что она встает попить. Наверное, в школе заметили, в каком она состоянии, потому что даже звонил один из учителей, спрашивал, все ли с ней в порядке. И, конечно, где же ей и быть, как не у тебя в больнице вместе с Хейли? – Она гладила мои волосы. – Вы трое как сестры, не так ли? Двойняшки.

Я хотела указать на ее математическую ошибку, но вместо этого пробормотала да и взлетела по лестнице, на ходу расстегивая сумочку. Моя мама, наверное, наливает себе первый за день стакан, но Лиз, должно быть, уже прикончила бутылку. Не знаю, как Дженни справляется с этим.

Я сделала то, зачем пришла, – оставила красиво упакованную коробочку и маленькую открытку на ее подушке и насладилась моментом удовлетворения, перед тем как спуститься в гостиную. Лиз не пошла за мной. Наши спальни – это наши святилища, и Дженни способна была закатить истерику, если бы мама стала рыться в ее вещах. Лиз позволено только оставлять чистое белье Дженни у нее на кровати. Дженни нравится самой складывать свои вещи. У порога я опять обняла Лиз, а затем пошла к Хейли. Я считала повороты между их домами. Тринадцать. Я постаралась выбросить это число из головы.

У Хейли было легче. Ее мама больше похожа на мою – она заботливая, но сдержанная в проявлении чувств. Она пустила пару слезинок на пороге, увидев меня здоровой, но они не образовали разводов туши на ее щеках. На ее лице я читала облегчение от того, что это я чуть не утонула в реке, а не Хейли. Она смотрела на меня, на мои светлые волосы, а я понимала: она думает, что на моем месте вполне могла оказаться ее красивая дочь. Я также понимала, что она испытывает чувство вины из-за такой мысли, а затем облегчение от того, что в конце концов все хорошо закончилось. Я умею читать по лицам.

Ее объятия были слабее, чем у Лиз, а проводив меня к лестнице, она так и осталась там стоять, пока я не вернулась. Она не трогала мои волосы, не изливала своих чувств. Я управилась с визитом за пять минут.

Более странно было дома у Бекки. К тому времени, как я туда добралась, мое лицо разрумянилось от холода, а из носа начало течь. Я не считала повороты. Не хотела опять насчитать тринадцать. Я позвонила в дверь, и мое сердце заколотилось в груди от неожиданного волнения. Давно я здесь не была. Годы прошли.

При виде меня Джулия Крисп открыла рот от удивления, а затем сменила это выражение на радушное. Я видела, что она оценила мое пальто, гладкие волосы, все мое великолепие «соседской девочки». Я видела, что она размышляет о том, как выглядела бы Бекка, если бы мы все еще дружили. Она бы выглядела такой же запущенной, как сейчас? А может, она бы не была такой невзрачной?

Честно говоря, я не знаю, невзрачная Бекка или нет. В школе она всегда выглядит угрюмой в своих черных футболках, поясах с шипами и с бесцветным макияжем. Почти как гот, но не совсем. Скорее рокер. Как бы то ни было, Бекка может выглядеть намного лучше, и Джулия это знает.

Они переделали кухню, с тех пор как я была здесь последний раз, и сделали ремонт в коридорах. Не знаю, почему меня так шокировало то, что теперь здесь все выглядит иначе. Я не заходила сюда четыре года, может, и больше. Я не решилась оставить подарок в комнате Бекки – было бы странно попросить об этом, да и не было такой необходимости, – так что я вручила его Джулии. Я чувствовала себя неловко и даже покраснела.

– Это просто… ну, своего рода благодарность, что ли. Знаете, за проведывания в больнице. Она не была обязана. И за то, что читала мне, ну и все остальное.

Беря коробку, она улыбалась так широко, что я думала, ее лицо сейчас расколется пополам.

– Ох, Наташа, какая ты внимательная! Я уверена, что она обрадуется. Вам всегда так нравилось вместе играть в шахматы.

Это был недешевый комплект – шахматные фигурки, вырезанные вручную из мыльного камня. Чуть больше ста фунтов. Интересно, как я могу научиться что-либо ценить, если моя мама готова так много тратить на знаки благодарности для моих друзей?

Нам нравилось играть в шахматы, в чем Бекка была очень сильна. Хоть и не настолько, как я.

– Жаль, что вам не удалось сохранить «шахматный клуб», – сказала она. – Бекка все еще иногда играет с отцом. – Она пожала плечами. – Наверное, шахматы просто недостаточно крутое занятие для подростков.

Я пожала плечами в ответ. Она была права. Шахматный клуб? Ну уж нет. Даже у меня не получилось бы одновременно быть хоть немного крутой и играть в шахматы. Да я и не особо хотела. Я видела лузеров, которые до сих пор играют. Сомневаюсь, что и Бекка сейчас практикует это, пусть даже она и торчит регулярно с Ханной Альдертон, которая фактически царапает дно социальной шкалы.