13 месяцев - [24]

Я летал на самолете и вертолете. Ехал на снегоходе и поезде. Я был сыт передвижениями по горло. Ну и, конечно, мне было немного жалко денег.

Тем не менее я решил, что все равно поеду, и спустился к самому Енисею. На берегу лежал сгнивший, проржавевший, полуразвалившийся дебаркадер. Чтобы попасть на борт, нужно было пройти по хлипким доскам и немного поперепрыгивать по здоровенным автомобильным покрышкам.

К дебаркадеру была пришвартована хлипкая лодка. Толстый одышливый мужчина пытался вручную завести мотор и оглушительно матюгался. Я спросил, не прокатит ли он меня? Я заплачу.

— Мне твои деньги не нужны. Хочешь — садись, так поедем.

— И куда вы направляетесь?

Мужчина произнес длинное тюркское название местности. Мне оно ни о чем не говорило.

— Далеко это?

— Нет. Не очень. Сутки ходу.

(Сутки? На этом дырявом ведре? Он что, серьезно?)

— И что там?

— А ничего. Тайга! Дом, в котором я живу. И еще два дома.

— А обратно вы меня потом привезете?

— Чего же не привезти? Привезу. Только следующей весной. Раньше от нас никто в город не поедет.

Я понял, что пора возвращаться домой.

8

В самолете, которым я возвращался домой, вместе со мной летел губернатор Хакасии. Стюардессы отгородили его от остальных пассажиров занавесочкой. Иногда приносили мужчине дополнительный стакан минералки. Хотя, может быть, это был и не губернатор.

Всю дорогу в самолете я составлял план. Прикидывал, что именно напишу немцам. Я хотел куда-нибудь съездить — и вот, съездив, я наконец возвращался. Я был преисполнен ощущениями.

Наверное, это такие подростковые комплексы. Чтобы чувствовать себя мужчиной, мне до сих пор необходимо… ну, если не открыть Северный полюс, то хотя бы съездить посмотреть: что же такое там открыли до меня?

Полет на полюс немцы не оплатили. Но маршрут вышел все равно ничего. За пятнадцать дней я проехал с самого севера на самый юг моей громадной страны. От Северного Ледовитого океана до гималайских предгорий. Правда неплохо?

В течение последних двух недель чего я только не видел! Взбирался на вершину самого громадного в Азии кургана Аржаан. И заглядывал в глубь знаменитой Кашкулакской пещеры, на дне которой живет злобный дух и где даже самые отпетые спелеологи сходят с ума в течение получаса. Я побывал в пяти климатических зонах и четыре раза переводил часы на новое местное время. В Заполярье мне предлагали купить сувениры из моржового клыка, а в Тыве приглашали поохотиться на занесенного в Красную книгу снежного барса. А кроме того, я перепробовал целую кучу странных блюд: жаркое из верблюжьего горба, шашлык из оленины, пельмени с грибами тундры и сырую рыбу по-ненецки…

Ах, эта рыба!... она была нежная… не такая, конечно, нежная, как моя жена, но все-таки.

В Москве со здоровенного «Ил-86» я пересел на маленький «Ил-18». Очередь на посадку состояла из опрятных людей в модной одежде. А я был пыльный, небритый и усталый. В Петербурге самолет приземлился в шесть вечера. Дома я был около семи.

На улицах, разумеется, шел дождь. Вечный петербургский дождь. В такси я отворачивался от окон и зажмуривал глаза. Смотреть на эти вымокшие гранитные фасады не было сил.

Какая Тыва? Какое Заполярье? Все это дезинформация. Нет и не может быть на свете ничего, кроме этого вот дождя. Этот дождь вечен и всеобъемлющ. Он был всегда и будет везде.

9

Почему-то мне казалось, что, едва я нажму на звонок, дверь распахнется и жена бросится мне на шею. Но звонить пришлось долго. Потом жена наконец открыла. Плечом она прижимала к уху телефонную трубку и вытирала мокрые руки кухонным полотенцем.

Вытянув губы («Целую!») она махнула рукой («Давай! Проходи!») и глазами показала, что секундочку — сейчас доболтает с подружкой и придет. Я прошел в собственную прихожую. За две недели отсутствия я успел забыть, как она выглядит.

На кухне тесть, взобравшись на табуретку, чинил карниз. Пока меня не было, с карнизом что-то случилось, и тесть специально приехал к нам в гости, чтобы его починить.

— Приехал? Привет! Где был?

— Я был в…

— Прости, не подашь молоток? Ага, спасибо… А теперь во-он тот гвоздик.

— Который гвоздик?

— Вон лежит.

— Пожалуйста.

Положив трубку, жена вернулась на кухню. Поцеловала меня в щеку. Сказала «привет» и спросила, привез ли я подарки?

— Какие подарки? Ты хоть приблизительно представляешь, где я был?

Жена сказала, что не представляет. Но я ведь сейчас ей все расскажу, да? Еще она спросила, буду ли я пить кофе?

— Наверное. Да, буду. Точно! Я выпью кофе. Ведь там, откуда я приехал, сейчас глубокая ночь.

Жена сказала: «Да?»

— Представляешь, там есть места, где до сих пор лежит снег! Огромные сугробы снега! Некоторые я вот этой рукой трогал сегодня с утра! А еще…

Жена еще раз сказала: «Да?»

— Пока я добирался до Печорской губы, то…

Жена сказала, что ах, как это здорово! Ее муж добирался до Печорской губы! А вот к кофе у нас ничего нет. Может, я схожу? Все равно переодеться я еще не успел. Что именно купить в магазине, она мне сейчас напишет.

Я вернулся в прихожую, натянул перепачканные сибирской грязью ботинки и сходил в магазин. Он показался мне куда менее реальным, чем Саянский хребет, на который я смотрел всего семь часов назад.