127 часов. Между молотом и наковальней - [4]

Я миную металлическую трубу, отмечающую высохший источник Западного рукава каньона Блю-Джон. Затем на моем пути перекресток с указателями, где одна из грунтовок уходит на Хэнксвилл — маленький городок в часе езды на запад, у входа в национальный парк Кэпитол-Риф. Хэнксвилл — ближайшее поселение к Робберз-Руст и Мейз-Дистрикт, здесь же находится ближайший телефон-автомат. Еще полмили спустя я проезжаю заросшую травой пологую поляну — она служила взлетно-посадочной полосой до тех пор, пока какая-то мелкая катастрофа не заставила тех, кто здесь летал, поискать чего-нибудь понадежнее. Свидетельство того, что маленькие самолеты и вертолеты — характерное для этих мест и зачастую единственное средство передвижения. Хотя иногда с точки зрения финансовых затрат не стоит покидать одно место ради другого, даже если можешь летать. Лучше просто остаться дома.

В свое время мормоны прилагали все усилия, чтобы расчертить эту пустыню дорогами, но и они отступили в города — Грин-Ривер и Моаб. Сегодня почти все мормонские тропы заброшены, их сменили такие же труднопроходимые дороги. Забавно, что на автомобилях здесь ездят гораздо реже, чем на лошадях или на повозках сотню лет назад. Предыдущей ночью, направляясь к месту старта, я проехал почти сотню километров по единственной грунтовке в восточной части двух округов — два с половиной часа по глубокой колее — и за все время не встретил ни одного дома, ни одного огонька. Фермеры времен Фронтира, конокрады, добытчики урановой руды и нефти — все они оставили свой след на этой земле, но отказались от своих планов — все козыри забрала пустыня.

Эти искатели состояний не были первыми, кто пересек границу края, только чтобы превратить его в бесплодную пустошь: во все времена волны древних поселенцев накатывали и исчезали в каньонах. Обычно о том, что горы и отдаленные части пустыни более гостеприимны, люди задумывались во время сильной засухи или вражеского вторжения. Но порой ничем невозможно объяснить внезапную эвакуацию целой культуры с того или иного места. Пять тысяч лет назад жители Бэрриер-Крик оставили свои пиктограммы и петроглифы в Большой галерее и в галерее Элкоув, а затем исчезли. Поскольку письменных свидетельств они не оставили, причина, по которой они ушли отсюда, так и не разгадана, давая пищу для воображения. Глядя на их рисунки, заходя в их дома и сады, стоя на кучах хлама, я чувствую связь с коренными первопроходцами, заселявшими эти каньоны давным-давно.

Выкарабкавшись на открытое плоскогорье, я сразу получаю сильный шлепок ветра по лицу и ловлю себя на том, что жду не дождусь последнего участка пути — похода по каньону Хорсшу. Мне не терпится скрыться от этого мерзкого ветра.

Судя по тому, что я увидел во время своего путешествия, с того времени, как здесь жил Джон Гриффит, местность мало в чем изменилась. Бюро земельного управления США грейдировало лошадиную тропу столетней давности, кое-где появились дорожные указатели, но даже вездесущие заборы, разделяющие большинство территорий Запада, здесь ощутимо отсутствуют. Возможно, именно из-за отсутствия колючей проволоки этот край кажется таким оторванным от цивилизации. Я много времени — два-три дня в неделю, включая зиму, — провожу в официально диких местах, но большая их часть не рождает и вполовину меньшего ощущения изоляции от мира, чем эта пустынная дорога. Как только я осознал сей факт, изолированность превратилась в одиночество и стала ощущаться еще сильнее. В городах этого региона жизнь могла бить ключом с тех самых пор, когда Робберз-Руст зарабатывал свое имя, но эта пустыня остается такой же дикой, как и в начале времен.

Через полтора километра после перевала Бёрр мучительная борьба со встречным ветром, дующим со скоростью 13 метров в секунду, подходит к концу. Я слезаю с велосипеда, отвожу его к ближайшему можжевельнику и фиксирую заднее колесо U-образным замком. Я не очень волнуюсь за свой маунтбайк в этой глуши, но, как говорит мой отец, не стоит искушать честных людей. Я кладу ключи от велосипедного замка в левый карман и направляюсь к главной цели — каньону Блю-Джон. Я иду кратчайшим путем по оленьей тропе, включив CD-плеер, — противный свист ветра в ушах больше не мешает мне слушать любимую музыку. Перебравшись через несколько дюн с мельчайшим красным песком, я попадаю в рыжеватый овраг — здесь зарождается каньон. Отлично, думаю, я на правильном пути! И тут замечаю, что в каньоне, метрах в тридцати отсюда, есть люди. Двое движутся прочь от меня и пропадают из виду. Я перемахиваю через дюну в мелкий песчаный овраг и, обогнув дальний край дюны, снова вижу туристов. На таком расстоянии видно, что это две девушки.

«Почему бы и нет?» — думаю я, изумленный тем, что встретил кого-то в этой пустыне. После трех часов, проведенных наедине с самим собой, я, пожалуй, не прочь стряхнуть чувство одиночества, подобранное где-то в дороге. Я останавливаюсь, снимаю наушники и мчусь вперед, чтобы догнать девушек. Их скорость почти равна моей, если не переходить на бег, и добрая минута уходит у меня на то, чтобы понять, сокращается ли расстояние между нами. Конечно, я уже настроился на самостоятельный спуск в Главный рукав каньона Блю-Джон, но если есть возможность поболтать с единомышленниками в столь диком и отдаленном месте, такую возможность надо использовать, особенно если эти люди могут идти быстро. В любом случае нам тут все равно не разминуться. На следующем изгибе они оглядываются, явно видят меня, но ждать не собираются. Наконец я их догоняю, но не могу пройти мимо них, пока они не остановятся (а они явно не собираются этого делать). Понимая, что нам предстоит некоторое время идти вместе, я беру на себя инициативу беседы.