12. Битва стрелка Шарпа. 13. Рота стрелка Шарпа - [6]

— Харрис! Сюда!

Стрелок Харрис был самым образованным человеком в роте. Когда-то он был учителем, даже хорошим учителем, но от скуки стал прикладываться к бутылке, и пьянство сгубило его. В том смысле, что из-за него Харрис угодил в армию, где любил порой демонстрировать свою эрудицию.

— Сэр? — спросил он, спустившись с холма.

— По-французски говоришь?

— Так точно, сэр.

— В том доме двое лягушатников. Выясни, что это за часть и зачем сюда приперлась. И… Харрис!

— Да? — Рыжеволосый стрелок обернулся.

— Не церемонься с ними.

Тон, каким это было произнесено, шокировал даже Харриса, привыкшего к манерам капитана.

— Есть, сэр.

Шарп пересек крохотную площадь в центре поселка. Его люди уже осмотрели два домика на другой стороне реки, но мертвых там не обнаружили. Резня ограничилась тремя жилищами на ближнем берегу, где и стоял сержант Патрик Харпер с мрачно-страдальческим выражением на лице. Уроженца графства Ольстер, что в провинции Донегол, загнали в британскую армию голод и бедность. Настоящий великан, он был на четыре дюйма выше Шарпа, имевшего рост шесть футов. В бою Харпер внушал неприятелю ужас, хотя в обычных обстоятельствах был любезным, веселым и беззаботным. За этим добродушием таилось главное противоречие его жизни, заключавшееся в том, что он не питал никакой любви к королю, за которого сражался, и почти никакой к стране, чей флаг защищал. Однако при этом он был одним из лучших солдат в армии короля Георга и самым верным другом. За друзей Харпер и дрался, а самым близким из них, несмотря на неравенство в служебном положении, был Шарп.

— Это же просто детишки. Кто мог такое сотворить?

— Они. — Шарп кивнул в сторону долины, где речушка вливалась в широкую, полноводную реку.

Там и остановились одетые в серое французы; слишком далеко, чтобы опасаться британских винтовок, но достаточно близко, чтобы видеть происходящее в разграбленном поселке.

— Некоторых детей тоже изнасиловали.

— Я видел, — буркнул Шарп.

— Но зачем, сэр? Какой смысл?

— Это одному Богу известно.

Им обоим было худо, но, как ни докапывайся до корней греха, этим не отомстишь за убитых детей, не спасешь поврежденный рассудок изнасилованной девочки и даже не предашь земле залитые кровью трупы. Это даже не поможет небольшому отряду, оказавшемуся, как уже понял Шарп, в опасной близости от передовых линий французов, отыскать дорогу к британским позициям.

— Задай этот вопрос чертову капеллану, если найдешь его ближе, чем в лиссабонских борделях, — сердито ответил Шарп и, повернувшись, посмотрел на дома с мертвецами. — Как, скажи на милость, их хоронить?

— Нам такое не по силам, сэр. Обрушим на них стены, вот и все. — Харпер посмотрел в долину. — Убил бы этих извергов. Как быть с теми двумя?

— Убьем, — коротко ответил Шарп и, заметив вышедшего из дома Харриса, добавил: — Но сначала получим парочку ответов.

В руке Харрис держал драгунский шлем из серого металла, с плюмажем из стянутых бечевкой длинных конских волос, тоже серых. Подойдя к Шарпу, Харрис запустил пальцы в плюмаж.

— Сэр, я выяснил, кто они. Отряд из бригады Лу — Волчьей бригады. Называется так по имени командира, бригадного генерала Ги Лу. Лу — это «волк» по-французски. Считают себя элитным подразделением. Этой зимой им было поручено держать открытой дорогу через горы, и задание они выполнили, устроив ад для местных. За каждого убитого солдата Лу убивал пятьдесят человек. Вот так они здесь и держались. Двое его людей попали в засаду и были убиты, так что вот это — цена за них. — Харрис кивнул на дома с мертвецами. — Сам Лу, сэр, где-то поблизости. Если только пленные не врут, в чем я сомневаюсь. Он оставил здесь нескольких человек, а сам отправился с эскадроном на поиски беглецов в соседнюю долину.

Шарп посмотрел на лошадь, стоявшую на привязи в центре поселка, и подумал о захваченном в плен пехотинце.

— Эта бригада… она кавалерийская или пехотная?

— Есть и пешие, и конные, — сказал Харрис. — Это особая бригада, сэр, сформированная для борьбы с партизанами. У Лу два пехотных батальона и полк драгун.

— И все носят серое?

— Как волки, сэр.

— Что делать с волками, мы знаем, — кивнул Шарп и повернулся на голос сержанта Латимера, командовавшего пикетом, который стоял между ротой Шарпа и французами.

На этот раз Латимер предупреждал не о новой атаке, а о приближении четырех французских всадников. Один нес трехцветный флажок, едва видневшийся из-под наброшенной на острие пики грязной белой рубашки.

— Хотят поговорить, — сказал Шарп.

— Я с ними поговорю, — процедил Харпер, взводя курок семиствольной винтовки.

— Нет! — остановил его Шарп. — Вернись к роте и скажи, чтобы никто не стрелял. Это приказ.

— Есть, сэр. — Харпер бросил злобный взгляд на приближавшихся французов и отошел, чтобы предупредить стрелков: держать себя в руках и убрать палец со спускового крючка.

Шарп, с винтовкой на плече и палашом на боку, направился к четверке всадников. Двое из них были офицерами, другие двое — знаменосцами, и соотношение флагов и людей выглядело почти неприличным, как будто офицеры считали себя выше прочих смертных. В трехцветном флажке ничего необычного не было — заурядный гидон, не более того, а вот второй штандарт представлял собой нечто особенное. Это был французский «орел» с раскинутыми позолоченными крыльями, восседавший на насаженном на древко постаменте. У большинства такого рода штандартов на древке висел шелковый триколор, здесь же к постаменту были прикреплены шесть волчьих хвостов. В штандарте было что-то варварское, наводившее на мысли о давно минувших днях, когда армии конных язычников вырвались из азиатских степей, чтобы разграбить и разрушить христианский мир.