101 разговор с Игорем Паниным - [17]

Шрифт
Интервал

– Не буду никого называть, но таких – не один и не два автора. В их прозе я чувствую своё дыхание, вижу свои приёмы. Я часто общаюсь с этими людьми, они привозят свои рукописи, просят у меня советов. Моя проза повлияла на многих писателей. Это я знаю. Но пусть литературоведы будущего этим занимаются, проводят параллели, что-то выискивают, находят, делают открытия…

– Вот вы сказали, что сейчас меньше читают. Помимо того, что это обусловлено чисто техническими моментами, как развитие интернета, где объёмные тексты читать не очень удобно, причина, наверное, ещё и в преподавании литературы?

– Конечно! Приведу один пример. Я воевал вместе с ребятами-артиллеристами, которые почти все были из деревень. В нашей батарее только три офицера оказались городскими, остальные были деревенскими. Из Сибири, средней России, южной России… И должен сказать, что все эти ребята были образованными! Они не учились в вузах, а сами тянулись к знаниям. Я профессор университета, мне приходится общаться со студентами, в последнее время я делаю это реже, но тем не менее… Порой я задаю простые вопросы, на которые они затрудняются ответить. К примеру, я спрашиваю: «Что вы думаете о Бунине?» А в ответ слышу: «А кто такой Бунин?» Я снова спрашиваю: «Что вы можете сказать о Наташе Ростовой?» И мне отвечают: «Кажется, это какая-то литературная героиня…» Это студенты! А мои однобатарейцы ничего, кроме своих деревень не видевшие и о высших учебных заведениях не мечтавшие, с пахоты шагнувшие в окопы, они были куда образованнее! Те ребята знали гораздо больше. Потому что до войны была масса кружков в домах пионеров, в сельсоветах, открывались избы-читальни, писатели ездили по всей стране и встречались с народом. И в школе литературу преподавали не так, как сейчас, по три часа в неделю, а гораздо чаще. Я ведь и сам учился в школе и прекрасно помню, какому бережному отношению к слову, к культуре нас учили.

– Вы давний автор «ЛГ». Не хотели бы попросить редакцию о каком-нибудь одолжении?

– Я прошу только об одном: напишите покороче, как можно короче… Вы помните, кто это сказал: «Краткость – сестра таланта»?

«Литературная газета», 12 марта 2014 г., № 10

Литпроцесс – река с глубинным течением

Владимир Бондаренко чувствует себя продолжателем традиций русских консерваторов


Владимир Григорьевич Бондаренко – критик, литературовед, публицист. Родился в Петрозаводске в 1946 году. Окончил в 1969 г. Ленинградскую лесотехническую академию, химико-технологический факультет. В годы учёбы публиковал в ленинградских газетах заметки и стихи. Был дружен с вернувшимся из архангельской ссылки Бродским. В 1974 г. поступил в Литературный институт. Работал корреспондентом в «Литературной России», заведовал отделом критики в журнале «Октябрь». В 1990 г. вместе с Александром Прохановым основал газету «День» (запрещённую и переименованную впоследствии в «Завтра»). С 1997 г. стал выпускать литературную ежемесячную газету «День литературы». В настоящий момент является секретарём правления Союза писателей России. Лауреат многих литературных премий, в том числе и премии «Золотой Дельвиг». Автор более тридцати книг, основные из которых: «Очерки литературных нравов», «Пламенные реакционеры», «Последние поэты Империи», «Трудно быть русским», «Михаил Лермонтов. Мистический гений». Живёт и работает в Москве.

– Вас обычно относят к критикам-консерваторам. Говорят, что Бондаренко если и разбирается, то только в старых авторах, а молодых для него, за исключением Шаргунова и Прилепина, не существует.

– Я и на самом деле изначально чувствовал себя критиком консервативного склада. Впрочем, все наши гении и в поэзии, и в прозе, и в критике либералами себя не считали. Ни Лермонтов, ни Блок, ни даже Бродский. В этом достойном ряду и я себя чувствую уютно. Да и в критике чувствовать себя продолжателем традиций Константина Леонтьева, Михаила Меньшикова, Василия Розанова, Михаила Лобанова, Вадима Кожинова никак не стыдно. И насчёт авторов я частично соглашусь. Практически каждый критик привязан и к своему времени, и к своему поколению, не так уж удобно в мои 67 лет «задрав штаны, бежать за комсомолом». Да и «старых» авторов у нас на мой век хватит: от недавно ушедших Юрия Кузнецова и Иосифа Бродского, Василия Белова и Виктора Астафьева, которых я ещё числю за современностью, до ныне живущих Юрия Бондарева и Глеба Горбовского, Владимира Кострова и Валентина Распутина, Олега Чухонцева и неувядающей, боевой Юнны Мориц. На мой взгляд, если объективно судить, то и в самой современной литературе в России пока ещё преимущество за «старыми» авторами. Кто определяет современную прозу? Александр Проханов и Эдуард Лимонов, Юрий Поляков и Владимир Маканин, Анатолий Ким и Тимур Зульфикаров – всё те же мои «немолодые» авторы.

– Вы, конечно, можете сколько угодно утверждать, что считаете себя миротворцем, пытающимся сблизить два лагеря, что для вас нет патриотов и либералов, но у нас ведь разговор о том, что есть в реальности. А в реальности вас воспринимают как консервативного критика, который порой заигрывает с либералами, но лишь преследуя какие-то свои тёмные цели.


Еще от автора Игорь Викторович Панин
Мертвая вода

В книгу Игоря Панина вошли избранные стихотворения последних лет (2006–2010), а также скандально известная поэма «Австралия» (2006–2008).Практически все эти тексты были опубликованы в толстых журналах: «Континент», «Дети Ра», «Крещатик», «День и Ночь», «Нева» и др.Иллюстрации Кати Рубиной.


Рекомендуем почитать
Однажды в Америке. История колумбийской наркомафии

В книге рассказывается об истории Медельинского наркокартеля, крупнейшего поставщика наркотиков в США в 80-е годы прошлого века, одной из наиболее могущественных и жестоких криминальных организаций в мире, а также о его конкурентах в Колумбии, о той борьбе, которую вели и ведут власти Колумбии и США против наркомафии.


Там, где мы есть. Записки вечного еврея

Эпический по своим масштабам исход евреев из России в конце двадцатого века завершил их неоднозначные «двести лет вместе» с русским народом. Выросшие в тех же коммунальных квартирах тоталитарного общества, сейчас эти люди для России уже иностранцы, но все равно свои, потому что выросли здесь и впитали русскую культуру. Чтобы память о прошлом не ушла так быстро, автор приводит зарисовки и мысли о последнем еврейском исходе, а также откровенно делится своим взглядом на этические ценности, оставленные в одном мире и приобретенные в другом.


Русская эмиграция в Сербии XX-XXI вв.

Настоящий текст представляет собою расширенное за счет новых материалов издание авторских исследований, ведущихся автором около двух десятков лет. Широко освещена тема русской жизни после «бега» на территории Сербии. Наряду с картинами жизни вдали от родной земли представлена обрисовка искусства — театр, живопись, балет, опера — где творили русские мастера. Текст пронизан стихами, помогающими почувствовать настроения русских изгнанников, не забывавших своей Родины. Автор стремился наглядно представить творчество изгнанников, его особый аромат, иногда с привкусом ностальгии. Фото на обложке — улица Князя Михаила, Белград.


Дурацкие войны

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Иллюзия реальности

Краткая рецензия на романы Джина Вульфа «Пыточных дел мастер» и «Коготь миротворца».


Сибирь. Эпопея века \\ Сибирский вызов

Сансоне, Вито. «СИБИРЬ. ЭПОПЕЯ ВЕКА» На основе богатого фактического материала и личных впечатлений от поездок по Сибири автор развертывает в книге широкую панораму сегодняшней жизни народов этого края, рассказывает о грандиозных планах его преобразования. Впечатляющие картины индустриального развития советской Сибири перемежаются с раздумьями о различных сторонах «сибирского чуда», бытовыми зарисовками и историческими отступлениями. Писатель показывает энтузиазм советских людей, романтику освоения далеких и суровых районов, объективно говорит о реальных проблемах и огромных трудностях, стоящих на пути первопроходцев. Леон, Макс.