1000 загадок, сказок, басен - [8]
Медведь так и сделал, зацепил себя лапой за ребро, да и околел. Лисица осталась одна. После этого, убрамши медведя, начала лисица голодать.
Над этой ямой стояло древо, на этом древе вил дрозд гнездо. Лисица сидела, сидела в яме, все на дрозда смотрела и говорит ему:
– Дрозд, дрозд, что ты делаешь?
– Гнездо вью.
– Для чего ты вьешь?
– Детей выведу.
– Дрозд, накорми меня, если не накормишь, я твоих детей поем.
Дрозд горевать, дрозд тосковать, как лисицу ему накормить. Полетел в село, принес ей курицу. Лисица курицу убрала и говорит опять:
– Дрозд, дрозд, ты меня накормил?
– Накормил.
– Ну, напои ж меня.
Дрозд горевать, дрозд тосковать, как лисицу напоить. Полетел в село, принес ей воды. Напилась лисица и говорит:
– Дрозд, дрозд, ты меня накормил?
– Накормил.
– Ты меня напоил?
– Напоил.
– Вытащи ж меня из ямы.
Дрозд горевать, дрозд тосковать, как лисицу вынимать. Вот начал он палки в яму метать; наметал так, что лисица выбралась по этим палкам на волю и возле самого древа легла, протянулась.
– Ну, – говорит, – накормил ты меня, дрозд?
– Накормил.
– Напоил ты меня?
– Напоил.
– Вытащил ты меня из ямы?
– Вытащил.
– Ну, рассмеши ж меня теперь.
Дрозд горевать, дрозд тосковать, как лисицу рассмешить.
– Я, – говорит он, – полечу, а ты, лиса, иди за мною.
Вот хорошо, полетел дрозд в село, сел на ворота к богатому мужику, а лисица легла под воротами. Дрозд и начал кричать:
– Бабка, бабка, принеси мне сала кусок! Бабка, бабка, принеси мне сала кусок!
Выскочили собаки и разорвали лисицу.
Я там была, мед-вино пила, по губам текло, в рот не попало. Дали мне синий кафтан; я пошла, а вороны летят да кричат:
– Синь кафтан, синь кафтан!
Я думала: «Скинь кафтан», – взяла да и скинула. Дали мне красный шлык. Вороны летят да кричат:
– Красный шлык, красный шлык!
Я думала, что «краденый шлык», скинула – и осталась ни с чем.
(В обработке А. Н. Афанасьева.)
НАПУГАННЫЕ ВОЛКИ
Жили-были на одном дворе козел да баран; жили промеж себя дружно: сена клок – и тот пополам, а коли вилы в бок – так одному коту Ваське. Он такой вор и разбойник – каждый час на промысле, и где плохо лежит – тут у него и брюхо болит!
Вот однажды лежат себе козел да баран и разговаривают; откуда ни взялся котишко-мурлышко, серый лобишко, идет да так жалостно плачет! Козел да баран и спрашивают: «Кот-коток, серенький лобок! О чем ты плачешь, почему на трех ногах скачешь?» – «Как мне не плакать? Била меня старая баба; била, била, уши выдирала, ноги поломала да еще удавку припасла!» – «А за какую вину такая тебе погибель?» – «Эх, за то погибель была, что себя не опознал да сметанку слизал!» И опять заплакал кот-мурлыко. «Кот-коток, серый лобок! О чем же ты еще плачешь?» – «Как не плакать? Баба меня била да приговаривала: „Ко мне придет зять, где будет сметаны взять? Хочешь не хочешь, а придется заколоть козла да барана!“» Заревели козел и баран: «Ах ты, серый кот, бестолковый лоб! За что ты нас-то загубил? Вот мы тебя забодаем!»
Тут мурлыко вину свою приносил и прощенья просил. Они простили его и стали втроем думу думать: как быть и что делать? «А что, середний брат баранко, – спросил мурлыко, – крепок ли у тебя лоб: попробуй-ка о ворота!» Баран с разбегу стукнулся о ворота лбом: покачнулись ворота, да не отворились. Поднялся старший брат, мрасище-козлище, разбежался, ударился – и ворота отворились…
Пыль столбом подымается, трава к земле приклоняется; бегут козел да баран, а за ними скачет на трех ногах кот – серый лоб. Устал он и взмолился названым братьям: «Ни то старший брат, ни то средний брат! Не оставьте меньшого братишку на съедение зверям!» Взял козел, посадил его на себя, и понеслись они опять по горам, подолам, по сыпучим пескам. Долго бежали, и день и ночь, пока в ногах силы хватило.
Вот пришло крутое крутище, под тем крутищем – скошенное поле, на том поле стога, что города, стоят. Остановились козел, баран и кот отдыхать, а ночь была осенняя, холодная. «Где огня добыть?» – думают козел да баран.
А мурлышко уже добыл бересты, обернул козлу рога и велел ему с бараном стукнуться лбами. Стукнулись козел с бараном, да так крепко, что искры из глаз посыпались: берестечко так и вспыхнуло! «Ладно, – молвил серый кот, – теперь обогреемся». Да за словом и затопил стог сена.
Не успели они путем обогреться, глядь – жалует незваный гость, мужик-серячок Михайло Иванович. «Пустите, – говорит, – обогреться да отдохнуть: что-то неможется!» – «Добро жаловать, мужик-серячок муравейничек! Откуда, брат, идешь?» – «Ходил на пасеку да подрался с мужиками, оттого и хворь прикинулась; иду к лисе лечиться».
Стали вчетвером темну ночь делить: медведь – под стогом, мурлыко – на стогу, а козел с бараном – у огня. Идут семь волков серых, восьмой белый – и прямо к стогу, «фу-фу, – говорит белый волк, – нерусским духом пахнет. Какой такой народ здесь? Давайте силу пытать!» Заблеяли козел и баран от страха, а мурлыко такую речь повел: «Ахти, белый волк, над волками князь! Не серди нашего старшего: он, помилуй бог, сердит! Как расходится, никому несдобровать. Аль не видите у него бороды: в ней-то и сила, бородою он зверей побивает, а рогами только кожу сымает. Лучше с честью подойдите да попросите: хотим, дескать, поиграть с твоим меньшим братишкой, что под стогом-то лежит!» Волки козлу поклонились, обступили Мишку и стали его задирать. Вот он крепился, крепился да как хватит на каждую лапу по волку: запели они Лазаря, выбрались кое-как, да, поджав хвосты, подавай бог ноги!
