1000 не одна ложь - [3]

— Почему? Разве тебе не все равно, как умрет грязная, русская шармута?

Он прищурился и склонил голову к плечу, всматриваясь в мое лицо, словно считывая с него нечто неподвластное мне самой.

— Не все равно… — костяшки пальцев прошлись по моей щеке очень мягко, — ты не умрешь, пока я не позволю тебе умереть. И ты… ты не шармута.

Убрал прядь волос с моего лица назад, приглаживая волосы большой, широкой ладонью, на запястье звякнули металлические символы, которые наверняка что-то означали.

— А кто я?

— Моя женщина…"

Ничья я теперь… никому не принадлежу, и в эту секунду почувствовала, как в живот изнутри что-то толкнулось, нежно перекатываясь и щекоча, как крылышками маленькой птички. Я невольно прижала туда руку и ощутила, как ребенок толкнулся еще раз.

"— Я никогда не лгу, Альшита. У меня достаточно власти в руках, чтобы позволить себе всегда говорить правду.

Я приподнялась на локте и слегка покраснела, когда его взгляд вспыхнул, опустившись к моей груди.

— Я стану твоей женщиной по-настоящему.

И он опрокинул меня навзничь на шкуры, глядя мне в глаза своими безумно красивыми зелеными омутами.

— Я клянусь, что ты никогда об этом не пожалеешь… Поженимся и поедем в Россию, Настя. Знакомиться с твоими родителями…

Я вскинула руки и рывком прижалась к его груди. Неожиданно для себя расплакалась, а он засмеялся.

— Я счастлив, ледяная девочка. О, Аллах свидетель — еще никогда в жизни я не был так счастлив.

А утром он одевался на эту самую вылазку, и я снова ощутила прилив дикого ужаса от предстоящего расставания. Поправляла джалабею у него на груди, проводя пальцами по вышивке на вороте и нарочно оттягивая расставание.

— Я хочу родить от тебя ребенка…

И опустила взгляд вниз. Чувствуя, как кровь приливает к щекам, а он заставил посмотреть себе в глаза и усмехнулся. В глазах заблестели миллионы чертей.

— Если хочешь, значит родишь. Когда вернусь, мы будем очень много стараться над его исполнением".

Утром я согласилась выйти замуж за Рифата. Я рожу ребенка Аднана, как он хотел… как я хотела.

ГЛАВА 2

Эта свадьба напоминала мне похороны. Словно я, во всем белом, хоронила саму себя и ту самую Настю, которая никогда не согласилась бы на ложь, на вот такой брак. Мне было жаль ее, по-настоящему жаль. Я понимала, что вместе с ней то самое светлое и искреннее умирает и во мне… И было больно втройне от того, что раньше представляла свою свадьбу с Аднаном. Представляла веселье здесь в пустыне, свои разрисованные хной руки, белое платье, горящий взгляд моего мужчины. Все это так и осталось иллюзиями и мечтами. И так кощунственно сейчас произносить клятвы, слушать песнопения и завывания приглашенных гостей, выкрики мужчин, осознавая, что все это должно было быть настоящим и совсем не с этим мужчиной.

Рифат весь вечер не обращался ко мне, и я была благодарна ему за это молчание, за то, что не вынуждал меня играть на публику и веселить толпу. Я бы не выдержала фарса, я была неспособна сейчас что-то изображать, мое горе было слишком свежим и слишком сильным. Оно не отпускало меня ни на секунду, и даже шевеления ребенка не давали ощущение счастья. А вызывали лишь слезы. Как бы я хотела рассказать об этом Аднану. О том, как шевелится наш малыш и какое непередаваемое это чувство — знать, что часть него живет во мне. Как мало нам было отмеряно счастья, как всего было мало… И часть этого времени была истрачена на ненависть и непонимание.

Особенно раздражали лица братьев Аднана и их пошлые шутки, которые доносились до моих ушей и заставляли пальцы Рифата сжиматься до хруста. Но он молчал и терпел. Я знаю, что не из-за трусости. Рифата можно было назвать кем угодно, но только не трусом. Он молчал, чтобы не развязать сейчас бойню с Кадирами. Молчал из-за меня и из-за своих людей. Как же я ненавидела этих трех гиен, которые пришли поживиться тем, что осталось после их брата, и заодно проверить — женится ли Рифат на мне. Я видела, как Раис сверкает глазами и гладит себя по длинным усам. И понимала, насколько был прав Рифат, когда говорил, что со мной сделают эти три ублюдка, если доберутся.

После празднества нас оставили одних с Рифатом, и остальные воины еще долго пели песни и смеялись у костров и раскинутых на подстилках яств и угощений, привезенных Рифатом и его людьми, а также приготовленных Джабирой и несколькими женщинами из деревни.

Когда мы остались наедине, я все же напряглась. Одно дело — обещания, а совсем другое — это когда мужчина получил на тебя все законные права. Я забилась в угол, закрываясь одеялом и глядя расширенными глазами на Рифата. Но он даже не посмотрел на меня, лег на шкуры в углу пещеры, отвернулся к стене и уже через несколько минут уснул. Я поняла это по его дыханию и тоже выдохнула, легла на матрас и закрыла глаза, прижимая ладони к животу и прикрывая веки.

А что теперь? Я не знала. И завтрашний день представлялся мне серым и отвратительным без единого смысла или целей. На утро Рифат вместе со своими людьми покинул лагерь, и мне стало намного спокойнее.

Теперь я каждый день старалась загрузить себя работой и, хотя Джабира ругала меня и запрещала перетруждаться, мне нужно было уставать, чтобы ночью закрывать глаза и погружаться в глубокий сон. А перед сном молить своего Бога и Аллаха послать мне сновидения об Аднане. Увидеть его лицо, почувствовать запах, услышать голос. Но он мне не снился. Ни единого сновидения. Я вставала утром и мчалась к Джабире учиться у нее собирать корни растений и трав, варить из них зелья по ее рецептам и переливать в глиняные посудины. Она также научила меня лепить из глины разные фигурки и сосуды, и теперь это стало моим любимым развлечением. Единственным моим лучиком света стала Амина. Рифат привез ее ко мне из Каира во вторую свою поездку. И я была безмерно ему за это благодарна. Малышка была настолько жизнерадостной и ласковой, что я отвлекалась на нее и проводила с ней очень много времени. Джабира научила меня шить, чинить одежду, и я постоянно что-то переделывала для Амины, лепила ей бусы из глины, и мы вместе раскрашивали их, а потом развешивали сохнуть на камнях. Она скрасила мое тоскливое одиночество и последние месяцы беременности.