100 великих узников - [48]

После смерти Екатерины Арагонской у Анны оставалась единственная надежда, но это была величайшая надежда: она снова ждала ребенка. Какими бы любовными интригами не тешился король, она будет в безопасности, если родит ему наследника. Но и на этот раз ребенок не родился… Анна не способна подарить ему сына, значит, и она, как Екатерина Арагонская, — не «настоящая» жена. И Генрих VIII решает избавиться от нее и жениться на Джейн Сеймур.

Эдвард Сеймур, брат новой королевской фаворитки, сблизился со сторонниками принцессы Марии (дочери Екатерины Арагонской) и живо втянулся в заговор против Анны. Но она не признавала незаконности своего брака с Генрихом VIII, как не признавала его и Екатерина Арагонская. Не признает она и объявления своей дочери незаконнорожденной: раз сына нет, трон унаследует принцесса Елизавета. Эдвард Сеймур и его сообщники давали Джейн указания, как ей следует держаться с королем, и та послушно следовала их советам.

Заговор расширялся, и Томасу Кромвелю, графу Эссекскому, следовало быстро изыскать нечто такое, что явилось бы оправданием ненависти Генриха VIII к Анне и легко заставило бы его податливую совесть склониться к вынесению смертного приговора. Кромвель решил, что в данном случае может сгодиться прелюбодейство. Само по себе оно, конечно, не карается казнью, но в случае с королем все может обстоять иначе: если у королевы окажется любовник, значит, она мечтает выйти за него замуж.

А сделать это можно будет только в случае смерти короля; но ведь надеяться на смерть короля — это уже преступление, это уже измена и заговор. Однако и здесь надо быть начеку: начнут сравнивать достоинства соперников, и если предполагаемый любовник окажется молод и красив, значит, королева отвернулась от бессильного старика. Если же любовник окажется стар и непривлекателен, выйдет еще смешнее: королю наставило рога какое-то пугало огородное. Хорошо было бы уличить Анну в связи с одним из слуг, которые чаще всего находятся при ней. А еще лучше, если у королевы окажется не один любовник, чтобы она предстала в своей ненасытной и противоестественной страсти настоящим чудовищем. Тогда никто не осмелится винить короля, ведь его околдовала женщина, чья порочность сродни сатанизму.

Однажды Анна Болейн беседовала с королевским грумом Генри Норрисом, который входил в число ее друзей. Он давно уже был помолвлен с одной из ее фрейлин, и Анна спросила, почему же он все не женится. Генри Норрис ответил, что подождет еще немного, но Анне показалось, что он не торопится жениться на фрейлине потому, что положение самой королевы весьма непрочно. И она обрушилась на него с обвинениями, будто он решил жениться… на ней самой. Норрис был ошарашен и принялся доказывать, что даже не помышлял ни о чем подобном. Между Анной и им на глазах у всех произошла шумная ссора. Только успокоившись, королева поняла, что она натворила — ведь свидетели могли подумать о близких отношениях между ними! И она повелела Норрису идти к Д. Скипу — королевскому управляющему по раздаче милостыней — и «поклясться, что королева — женщина благопорядочная». На беду обоих Норрис согласился.

Т. Кромвель между тем продолжал свои поиски и вскоре обнаружил еще одну подходящую жертву — придворного музыканта Марка Смитона, явно влюбленного в Анну и вздыхавшего, что она недосягаема и представляет для него только поэтическую мечту. Но однажды музыкант сказал, что ему достаточно только видеть королеву, и это немедленно было занесено Т. Кромвелем в список улик против Анны. Смитона схватили и доставили в дом Т. Кромвеля, где допрашивали целые сутки: «Откуда у него такие красивые одежды? Давала ли ему королева деньги? Оставались ли они наедине в ее покоях? Договаривались ли они убить короля?» Поговаривали, что признание вырвали у Смитона под пытками, ведь он и раньше не отличался стойкостью, а теперь и вовсе лишился духа, особенно после того как Т. Кромвель призвал «двух крепких молодцов», и они то затягивали, то ослабляли веревку на его шее. А может быть, музыканту просто пригрозили смертью предателя: не повесят, так заживо выпотрошат. Люди знатного рода обычно избегали подобной участи, а осужденным из сословия М. Смитона, которых признавали в измене, полагалось наказание «по полной программе». И придворный музыкант рассказал следователям все, что они хотели услышать: да, он плотски познал королеву, и она за это платила ему деньги. После этого его заточили в Тауэр и заковали в кандалы.

Через некоторое время в прелюбодеянии с Анной обвинили Норриса. Изумленный придворный принялся отрицать столь явную нелепость, но тоже очутился в Тауэре. Спустя несколько часов арестовали и Анну Болейн, обвинив ее в прелюбодеянии с Норрисом, Смитоном и еще одним мужчиной, имя которого до нас не дошло. Король приказал заточить ее в Тауэр — в те самые покои, где она провела ночь перед коронацией. Ее тюремщик свидетельствовал, что сначала Анна упала на колени и стала плакать, «и пребывая в таковой скорби, то и дело разражалась громким смехом».

Но вскоре Анна поняла, что обречена. «Мистер Кингстон, — обратилась она к тюремщику, —