100 великих узников - [228]

После приема в ратуше решено было посетить госпиталь и навестить раненых офицеров. Во время этой поездки пули Гаврилы Принципа настигли эрцгерцога Франца-Фердинанда и его супругу Софию. На судебном процессе австрийская сторона утверждала, что в заговоре участвовало правительство Сербии, однако суд не сумел документально доказать, что Г. Принцип и его сообщники были сербскими агентами.

Гаврилу Принципа приговорили к 20 годам тюремного заключения и 28 июня каждого года переводить его в тюремный карцер, где стояла только деревянная кровать без тюфяка. Такой же приговор был вынесен Н. Габриновичу, Т. Грабечу, Васо Кубриловичу и другим заговорщикам. Данило Илич, Велико Кубрилович, Н. Керович, Н. Иованович и Я. Милович приговорены к смертной казни через повешение, Митар Керович — к пожизненному тюремному заключению. Впоследствии для Н. Керовича и Я. Миловича смертная казнь была заменена пожизненным тюремным заключением, но распад в 1918 году Австро-Венгрии освободил их вместе с остальными участниками сараевского процесса, и толпа приветствовала освобожденных узников, как мучеников за сербское дело.

В декабре 1914 года Г. Принципа, Н. Габриновича и Т. Грабеча из сараевской тюрьмы перевели в крепость Терезиенштадт. Здесь Г. Принцип познакомился с доктором-психиатром М. Паппенгеймом, который сумел завоевать доверие заключенного и убедить его в том, что он — не шпион. Несколько разговоров с узником записал доктор, так как у самого Г. Принципа уже не было сил держать карандаш.

Все время в одиночном заключении. Три дня тому назад сняли цепи. Ночью спит обычно четыре часа. Много грезит о жизни, о любви, не волнуясь. Думает обо всем, особенно о положении его страны. Кое-что слышал о войне. Слышал трагическую весть, что Сербия не существует. Моему народу приходится тяжело. Мировая война не замедлила бы прийти и без этого[78] [То есть без убийства Франца-Фердинанда]. Был идеалистом, желавшим отомстить за народ. Мотивы — месть и любовь. Вся молодежь была в таком революционном настроении. Брошюры анархистов призывали к убийству. Теперь смотрит иначе; думает, что социальная революция возможна во всей Европе, так как вещи меняются… С ним обращаются неплохо. Все относятся корректно. Но месяц назад совершил попытку самоубийства. Хотел повеситься на полотенце. Глупо надеяться. Рана на груди и на руке. Жизнь, подобная той, которую он ведет, невозможна. В тот день (5 декабря 1914 г. — Ред.) в 12 часов дня он не мог есть, был в плохом настроении. Внезапно пришла в голову мысль повеситься. Если бы он имел возможность, то выполнил бы. Думает о родителях и о других, но от них нет известий. Тоска. Во время покушения был ранен в голову, в спину и по всему телу. Принял цианистый калий, но был слаб, и его вырвало. Запись 7 мая 1916 года сделана в тюремной больнице:

Все время в нервном настроении. Голоден: не получает достаточно еды. Одиночество. Здесь ни воздуха, ни солнца. В крепости разрешали прогулки. У него нет больше никаких надежд на жизнь. Больше не на что надеяться, жизнь потеряна. Два месяца нет никаких известий. Но для него все безразлично из-за его болезни и несчастий его народа.

По просьбе доктора М. Паппенгейма узник написал ему на память несколько строк. Он писал с большим трудом, еле держа перо и трижды прекращая писать от слабости.

По одному случаю мы в кругу товарищей говорили о вопросе, который Кропоткин поставил в своем "Благосостоянии для всех". Что будут делать анархисты в случае социальной революции? Мы все приняли это больше за фразу старого анархиста, чем за серьезное, что подобная революция была возможна в то время. Но, тем не менее, мы все спорили об этой революции и почти все допускали, что такая революция возможна, хотя, согласно нашим убеждениям, сначала во всей Европе между народами должны быть созданы отношения, в которых уравнивались бы все различия. Через полторы недели доктор записывал. Рана хуже, выглядит плохо. Самоубийство каким-либо надежным способом невозможно. "Ждать конца". Покорился, но в действительности не очень огорчен… Иногда в философском настроении, иногда в поэтическом, а иногда и совершенный прозаик. Думает о человеческой душе: что существеннее в человеческой жизни — инстинкт, воля или дух? Что движет человеком? Если бы он мог хотя бы 2–3 дня читать, то мог бы думать более ясно и выражаться лучше. Месяц ни с кем не говорил. Запись 5 июня 1916 года: "Когда придет разрешение, рука будет ампутирована. Обычное настроение покорности".

В 1916 году немецкий поэт Ф. Верфель видел в крепости Терезиенштадт другого узника — Н. Габриновича.

Я обнаружил белую, неописуемо воздушную форму, цепляющуюся фосфорически светлой рукой за железную койку. Она, казалось, была одета в лучезарное белое платье, тесно обтянутое вокруг нее. Но это не было впечатление от закутанного скелета — нет, но трепещущего бледного видения, невещественно колеблющегося в воздухе пара, словно освобожденный от тела дух готовился рассеяться в неестественно желтом блеске, наполнявшем комнату. Габринович, опираясь рукой на кровать, делал своей ногой движения, подобные движению человека, пытающегося вступить в туфли при вставании. Его изможденные колени касались друг друга. Его члены бурно трепетали, словно в нервном кризисе…