100 великих тайн Древнего мира - [49]

Дикарка мне бессвязно и надменно

Сказала, что она — Пентесилея,

Царица амазонок, и ответит

Нам содержимым своего колчана.

(Г. фон Клейст. «Пентесилея»)

Триста дев в поисках главного героя

День весны. Берег моря. Позади лежит полмира, покорённого им, героем. Он устал. Он добился всего, о чём мечталось. К нему приближается слуга: «Прибыла какая-то знатная дама». Кивок головы, жест победителя: «Пусть войдёт!»

Что ж, он привык к почитанию. Но чужестранка приехала не одна. Перед домом спешилась свита, в ней триста юных и храбрых дев. Герой удивлённо обводит взором эту толпу. До чего ж их вид необычен! Ещё диковиннее то, что случится дальше. Представ пред героем, прекрасная гостья бесстыдно мерит его взглядом. «Как же он мал и тощ», — недовольно бросает она, ибо все варвары чувствуют уважение к внушительной фигуре, думая, что лишь особенная стать делает человека «равным богам». Тут же гостья объявляет, зачем прибыла сюда. За ребёнком!

Героем был Александр Македонский. Завоевав половину известного ему тогда мира, он стоял лагерем на южном берегу Каспийского моря. Чужестранку звали Фалестрис. Она являлась царицей, «правившей всеми живущими между Кавказом и рекой Фазис», но весь облик её так не подобал её сану, что удивлял любого: короткая юбка, завязанная над коленями узлом; в руках — лёгонький щит в виде полумесяца; «левая половина груди обнажена». Она была царицей амазонок — племени, жившего на берегах Чёрного моря, и желала зачать от героя дочь, ибо той надлежало родиться лучших, царских кровей.

Александра изумила необычная просьба, но он ответил согласием. Две недели длилось празднество, которому предавались все триста амазонок и лучшие македонские воины. Было же в те дни всё, что допускает помышление: и пьянство, и танцы, и любовь, коей предавались в темноте, едва найдя друг друга. Затем Фалестрис отправилась в своё царство, а Александр — в Парфию.

Этот поразительный эпизод из жизни великого полководца привёл автор «Истории Александра Македонского», римский писатель Курций Руф, живший четыре века спустя. По его словам, встреча с царицей амазонок состоялась в 330 году до н. э.

Однако другой, более известный биограф македонского царя Арриан (90/95–175), так оценивает сказание о встрече Александра с амазонками: «Обо всём этом нет ни слова… ни у одного писателя, рассказу которого о таком исключительном событии можно было бы поверить. Я же не думаю, чтобы племя амазонок сохранилось до времени, предшествующего Александру».

Очевидно, встреча и впрямь оказалась плодом фантазии пресыщенного жителя Рима, любителя «хлеба и зрелищ». Настоящие амазонки, если они и жили в самом деле, то на много столетий раньше. В эпоху Александра Македонского история о них уже казалась легендой. В их сказочное царство верили не больше, чем в какую-нибудь державу царя Гороха, поскольку оно давно исчезло с лица земли. Их царицы погибли в сражениях. Их потомки скрылись в отдалённых уголках Азии и Северной Африки. Остались лишь предания и мифы, путевые записки и военные хроники, правда ещё памятники, монеты и даже названия городов.

Без страха и ячменя

Не только греки и римляне говорили об амазонках. Рассказы о сражениях с племенами воинственных женщин известны, например, из древнекитайской и египетской истории (сохранился, в частности, папирус эпохи Рамсеса II). Однако никто не говорил об этом чаще греков, да и само название — амазонки — придумано ими.

В первый раз они упоминаются в «Илиаде» — поэме, написанной в VIII веке. Название их племени могло переводиться как «безгрудые» (a-mazos) поскольку, по преданию, амазонки сызмальства выжигали правую грудь, чтобы «было удобнее натягивать лук и бросать копьё» (Курций Руф). Возможно и более прозаичное объяснение. Слово «амазонки» мы вправе возвести к греческому a-maza, то есть «живущие без ячменя». Иначе говоря, амазонки — это кочевницы, не знавшие земледелия. Скифы же судили воительниц по их делам и звали «людоубийцами».

Случайно ли греки вновь и вновь вспоминали амазонок? Возможно, в глубокой древности им и впрямь не раз приходилось сталкиваться с дикими, воинственными племенами, где верховодили женщины. По преданию, во II тысячелетии до н. э. такие племена жили в Малой Азии. Их царство простиралось от Чёрного до Средиземного морей, а его центром были окрестность реки Фермодонт и город Фемискира в Малой Азии.

Согласно Геродоту, амазонки отделились от скифов — кочевого племени, происходящего из Северного Ирана. После Троянской войны они удалились на восток и, по Геродоту, вновь смешались со скифами. Так возник народ савроматов, где пришлые амазонки были равноправны с мужчинами. О местных же жительницах воинственные гостьи отзывались так: «Мы с вашими женщинами жить не можем, ибо у нас неодинаковые с ними обычаи. Мы занимаемся луком, стрелами, лошадьми, а женским работам не учились; у вас же ничего сказанного женщины не делают, а делают работы женские, сидя в своих повозках» (Геродот).

Малая Азия, Скифия, Понт Эвксинский… «Здесь, в печальной Тавриде, куда нас судьба занесла…» мир греческий соседствовал с миром легендарных амазонок, и соседство это, возникшее на полпути из мифа в явь, менее всего можно назвать добрым. «Эта бранная гроза намерена дотла всех греков выжечь», — говорит об амазонках один из персонажей «Пентесилеи» Г. фон Клейста, трагедии, где действие происходит у стен Трои и где в смертельном сражении истребляют друг друга греческие юноши и азиатские девы.