100 и 1 день войны - [9]
Да, после этого пришло повышение на Пошехонца. Из «летёх» его шумной офицерской компанией сослуживцев и боевых товарищей перевели в «старлеи». Тогда вино пили хорошее, выдержанное. Плюс, Илье досталась вывихнутая лодыжка, гипс на неделю, хромота и безделье.
Сутки же назад из Майкопа была пригнана пара новых Ми‑28Н. На одну машину экипаж был, а на вторую нет. Но обе машины надо было обкатать и испытать, а это означало целый день лётной работы на полигоне, далеко в горах: постоянные манёвры и стрельбы ракетами и пушкой. Было видно, что Илье не терпелось наконец–то заняться делом.
— Ну, не так и плохо, — прорычал доктор, закончив мять ногу Пошехонца, при этом совершенно не обращая внимания на судорожные гримасы офицера. Тому было довольно больно. — Но рано ты гипс снял. Дать бы тебе по шее!
От этой угрозы Илья даже присел. Одного щелбана от врача должно было хватить для глубокого нокдауна.
— Обувайся. Как желудок? Понос есть?
Тут Илья густо покраснел и стушевался.
— Кузьмич, — пролепетал он. — Молодое вино, оно, сам знаешь…
— Знаю, — прорычал доктор и тяжело, шумно вздохнул, затем повернулся к шкафу с медикаментами позади себя. — Стань на весы.
Проскакав на одной ноге в угол кабинета, где стояли весы, Илья стал на них и посмотрел на циферблат.
— Семьдесят один, Кузьмич.
— Мало, старлей. Топтать надо больше, а ты поносишь ещё! Для твоего роста нормой должно быть 75–78. Через десять дней проконтролирую. Норма должна быть. Иначе — пешеход! Сейчас допущен к полётам.
— Понял, Кузьмич. Буду топтать.
Врач достал стянутую резинкой пачку с пластинками упаковок активированного угля и отсчитал нужное количество таблеток.
— А пока топчи вот это. Не хватало, чтобы ты загадил кабины новых вертолётов. Батя меня за тебя на британский флаг порвёт. Глотай здесь!
— Кузьмич, а не много ли будет?
— Глотай. Мне было в самый раз!
Тяжело вздохнув Илья вернулся к бювету и начал свой неприятный завтрак, а Кузьмич сделал жест рукой, требуя от Вадима подойти ближе.
— Жалобы? Просьбы?
— Никак нет, товарищ майор. Доктор оторвался от формуляра и внимательно посмотрел на Вадима.
— А с головой как? Норма?
— Не понял, товарищ майор, — смутился Вадим.
— «Майоркать» будешь, когда увидишь погон, «тонеля». А я сейчас в халате и кличут меня Кузьмич.
— Понял, Кузьмич.
— Уголька отсыпать?
— Нет, нет надобности.
— Резиновую бабу дать?
— А что есть?
— А что — надо?
— Нет, сам справлюсь.
— Справляйся. Нерезиновых полно. Иначе спишу в дежурные по части. Если будет насморк — сразу ко мне без всяких стеснений.
— Понял.
— Пишу, что допущен. Свободны. Пошли вон. Надышали мне тут перегаром! Следующий!
5:40 утра
— Разрешите, товарищ командир?
Командир отряда, капитан Дропкин был не один в своём кабинете. Возле него сидел начальник штаба, майор Самойлов. Судя по тому, как густо слоился табачный дым в просторном помещении, старшие офицеры совещались давно. Курящими были оба.
— Да, входите. Все допущены к лётной работе?
Входящие согласно закивали, но командир, вытянув шею, выискивал среди пришедших врача, которому по причине богатырской комплекции было не так просто пробраться к торцу стола, где сидел Дропкин.
Наконец, врач пробрался к командиру и положил перед ним папку с заполненной формой после прошедшей медкомиссии.
— Я так понимаю, что без замечаний? — спросил его командир.
— Без, — коротко бросил врач, и строго оглядел всех присутствующих. Часть из них делала вид, словно не замечает этого взгляда. В кабинете были только командиры звеньев. Остальные вышли на улицу в беседку, ожидая своих непосредственных командиров с планами полётов.
Неожиданный рёв сотряс штаб. Через пару секунд он стих. Самойлов посмотрел на часы.
— Ушёл Шелованов.
Шелованов, майор Шелованов, Георгий Андреевич был командиром четвёрки штурмовиков Су‑25Т, «грачей», которая также была приписана к отряду. Позывной у «грачеводов» был «Сударь». Вадим пару раз совместно работал с ребятами Шелованова. Хорошо запомнился ночной бой на границе, на «22‑м километре», когда боевики были окружены в котловине короткого ущелья. Вадим также тогда стрелял по ущелью из пушки и тяжёлыми НАР, но именно после двух заходов «грачей» от окружённых боевиков мало что осталось. Остальные были уничтожены утром того же дня во время попытки прорыва в Грузию.
— Хорошо. Без опозданий. Надеюсь, что «Винт» выйдет вовремя, чтобы прикрыть отход Шелованова.
Позывной «Винт» принадлежал экипажам пары Су‑27, также из отряда Вергеева, основной задачей которых было воздушное прикрытие работы отряда от истребителей и вертолётов противника. Всем стало понятным, что «сушки» Шелованова ушли работать по сопредельной стороне. Такие акции практиковались, и обычно надолго пресекали все поползновения «гостей» на территорию России. Недавно, в такой акции участвовал и Вадим, корректируя БШУ по грузинской пограничной заставе, которая была главной базой снабжения групп боевиков и диверсантов, действующих на территории России. Правда, в последнее время эти меры не приносили ожидаемых результатов. Все без исключения предчувствовали, что такое положение дел должно было взорваться масштабными боевыми действиями.
Герой оказывается втянутым в конфликт двух весьма влиятельных людей. С одной стороны физик-ядерщик, учёный с мировым именем, имеющим в своём арсенале неуёмное желание мести за гибель собственного сына, а также профессиональные знания и свитый из горя эгоизм, которому совершенно нет никакого дела ни до собственной судьбы, ни до судьбы целого мира. Он готов абсолютно на всё, чтобы удовлетворить свою безумную страсть. С другой — молодой да ранний политик, государственный чиновник, глава силового ведомства.
Таджикско-афганская граница. Жаркая весна 1993 года. Молодой офицер, старший лейтенант, прибывает на новое место службы — командовать ротой усиления на пограничной заставе. 24 часа из его жизни. 24 часа испытания воли. 24 часа проверки офицерского профессионализма. 24 часа, в которых будет время и на отчаяние, и на мужество, на находчивость и скорбь. Служи, офицер, с честью!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«…Хорошее утро начинается с тишины.Пусть поскрипывают сугробы под ногами прохожих. Пусть шелестят вымороженные, покрытые инеем коричневые листья дуба под окном, упрямо не желая покидать насиженных веток. Пусть булькает батарея у стены – кто-то из домовиков, несомненно обитающих в системе отопления старого дома, полощет там свое барахлишко: буль-буль-буль. И через минуту снова: буль-буль…БАБАХ! За стеной в коридоре что-то шарахнулось, обвалилось, покатилось. Тасик подпрыгнул на кровати…».
Восприятия и размышления жизни, о любви к красоте с поэтической философией и миниатюрами, а также басни, смешарики и изящные рисунки.
Из чего состоит жизнь молодой девушки, решившей стать стюардессой? Из взлетов и посадок, встреч и расставаний, из калейдоскопа городов и стран, мелькающих за окном иллюминатора.
В сборник произведений признанного мастера ужаса Артура Мейчена (1863–1947) вошли роман «Холм грез» и повесть «Белые люди». В романе «Холм грез» юный герой, чью реальность разрывают образы несуществующих миров, откликается на волшебство древнего Уэльса и сжигает себя в том тайном саду, где «каждая роза есть пламя и возврата из которого нет». Поэтичная повесть «Белые люди», пожалуй, одна из самых красивых, виртуозно выстроенных вещей Мейчена, рассказывает о запретном колдовстве и обычаях зловещего ведьминского культа.Артур Мейчен в представлении не нуждается, достаточно будет привести два отзыва на включенные в сборник произведения:В своей рецензии на роман «Холм грёз» лорд Альфред Дуглас писал: «В красоте этой книги есть что-то греховное.
Перевернувшийся в августе 1991 года социальный уклад российской жизни, казалось многим молодым людям, отменяет и бытовавшие прежде нормы человеческих отношений, сами законы существования человека в социуме. Разом изменились представления о том, что такое свобода, честь, достоинство, любовь. Новой абсолютной ценностью жизни сделались деньги. Героине романа «Новая дивная жизнь» (название – аллюзия на известный роман Олдоса Хаксли «О новый дивный мир!»), издававшегося прежде под названием «Амазонка», досталось пройти через многие обольщения наставшего времени, выпало в полной мере испытать на себе все его заблуждения.