100 и 1 день войны - [2]

Сосед быстро вошёл в ритм, правда, дышал громче, чем Вадим. Его лёгкие при каждом выдохе выбрасывали заметный кисло–терпкий запах перегара.

— На Кузьмича не хекай, — посоветовал Вадим, имея в виду отрядного врача и обязательный предполётный медосмотр.

— Чепуха! — улыбнулся старлей. — Он вчера с нами пировал. У Бати внучке два года исполнилось. Армен своего вина молодого притащил. Я всего пару стаканов глотнул. Сладкое, игристое, но слабит…

Пошехонец заметно сбил дыхание и закашлялся. Он остановился и наклонился, уперев руки в колени.

— Фу, чёрт! Мать… Забил дыхалку. Вадим также остановился. Было неловко оставлять товарища одного.

— Только пару? — с иронией в голосе поинтересовался он. — От тебя такой шлейф, что и за минуту НВ не разгонишь.

— Правда? — изумился товарищ.

— РППУ не брать! — уверил его Вадим.

— Да ладно — херня! — отмахнулся Пошехонец. — От доктора будет такой выхлоп, что мой он задавит своей мощью. Запросто!

— Тогда бери темп! Заодно и проветришься.

Он взглянул на наручные часы. Пока они не опаздывали. Время было в запасе. Немного, но было. Перед БП надо было ещё пройти ВЛК. Не прошедшие комиссию не допускались к боевому планированию.

— Да, побежали, — согласился товарищ, вытирая с губ липкую слюну, — но только молча, иначе снова забьюсь.

Командир отряда, который именовали Отрядом Вергеева, начальник штаба и заезжий особист требовали от ЛС, чтобы они жили в общежитии городка. Вполне законное требование. Но общежитие мало подходило для жития–бытия. Старое трёхэтажное здание с отвратительно работающей канализацией и резким запахом хлора могло предоставить лишь одно комфортное место — скрипящую растянутыми пружинами койку. Так или иначе, требование отцов–командиров вскоре нарушалось всеми вновь–прибывшими. Они спешили тратить часть своего денежного довольствия на съём комнаты или флигеля в частном секторе, правда, поближе к расположению части.

Первыми на несанкционированный переезд решались семейные офицеры.

Их семейность не имела никакого отношения к штампу в паспорте. Сюда, на границу, на «тихую войну» прибывали без семей, но при всей сложности «военно–политической» обстановки в регионе, Адлер всё–таки был курортным городком на Чёрном море. Пусть дома отдыха, лепящиеся друг к другу на морском берегу, были пусты на женскую составляющую жизни здорового мужчины, тем не менее, сам Адлер был полон подобных радостей. Здесь поговаривали, что на ленивом офицере ППЖ сверху. Безусловно, что лётчики были на особом счёте.

Нередко случалось и так, что к женатым офицерам приезжали жёны. Совместное проживание в общежитии было запрещено, да и попросту невозможным по всё той же причине отвратительных бытовых условий. Общая кухня, например, представляла собой большое помещение, засыпанное битой плиткой с одним покосившимся столом, стоящим в середине на растопыренных ножках, словно в растерянности от такого незавидного положения и инвалидного состояния. На месте кухонных плит из стен торчали оплавленные электродами культи газовых труб. В туалетах растрескавшиеся и забитые отсутствием воды в водопроводе чаши Генуя, а в душах воющие сквозняками дыры в полу.

Поэтому командование на свои требования компактного проживания ЛС отряда смотрело сквозь пальцы. Сами командиры постоянно находились на казарменном положении. Для них в штабе и в других строениях части были организованы так называемые «житлухи». Кстати, любой из лётчиков или техников мог написать рапорт и обрести такие апартаменты. Комфорта было куда больше, чем в общежитии, но за это взымалась плата, от которой все молодые офицеры спешили отказаться. Гражданские лица в расположении части не допускались. Впору только заново учиться читать, притом, строго на классиках. Библиотека части была укомплектована мудрыми, но большей частью нудными бессмертными творениями. Кроме этого, офицеры «на казарме» нередко привлекались к несению гарнизонной службы. Нет, уж, увольте… После трёх–четырёх вылетов в день хочется обыкновенного женского тела, секса, немного вина, гражданской одежды, телевидения и сна с сытым чувством полного удовлетворения.

Вадим же серьёзно рассматривал эту проблему в пользу переселения в «житлуху». В отряде он был ровно две недели из подписанной командировки в 100 дней. Перед выпуском из училища он писал рапорт по поводу своей личной жизни. Командование училища прознало о его проблемах с особой, с которой он встречался почти полных два года. Хороша была девица. Одна из завидных невест города. Из обеспеченной семьи, самоуверенная, красивая, ладная да статная. Но, как говорится, Маша, да не наша. У неё оказались иные планы на дальнейшую жизнь, которую она, следуя методичным увещеваниям родителей, родственников и сонма подружек, не хотела разменивать на скитания по гарнизонам в поисках непрактичной романтики. Ему об этом было сказано после выпускных экзаменов. Горько было, обидно, но не настолько трагично, как казалось другим. Оставалось небо. Иного смысла в своей жизни он не видел. Был написан рапорт, к нему был добавлен другой, где он просил дать ему «100 дней».

Психолог училища, он же замполит, вызвав к себе на беседу по поводу этих рапортов, со всей тонкостью опытного психолога прямо спросил, а не является ли второй рапорт попыткой решить проблему первого? Ну, мол, часто молодые мужчины, чьё самолюбие уязвлено женским отказом, ищут способа «законно» нарваться на пулю. И «100 дневная командировка» в зону боевых действий может быть хорошим способом, чтобы решить эту проблему. На что получил такой же по прямоте ответ: нет, не является.