100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»? - [29]

22 декабря 1944 года советские войска подошли вплотную к населенному пункту Бичке, который был важным железнодорожным узлом, связывавшим Будапешт с Восточной Венгрией. Кроме этого Красная Армия взяла Вертешачу, где были отбиты все отчаянные контратаки, предпринятые силами 8-й танковой дивизии. На следующий день после этого Пал и Бичке. Дорога на Буду была фактически свободна.

Дилемма перед немецким и венгерским руководством

В отличие от военного командования ни немецкое, ни венгерское политическое руководство не могли смириться с мыслью о том, что Будапешт мог стать фронтовым городом. Почти сразу же после прихода к власти Ференц Салаши озвучил собственную концепцию правления: «Я склонен беспокоиться об обороне Будапешта только тогда, когда в его окрестностях будут идти наступательные операции. Но если это произойдет, то будапештское население надо эвакуировать, после чего нужно удалиться в выгодные с военной точки зрения дунайские горы».

Подобно многим фанатичным фашистам, Салаши был мечтателем, который не мог, подобно офицерам генерального штаба, реально оценивать сложившуюся ситуацию. Об этом говорит хотя бы один из ответов, который прозвучал из его уст на пресс-конференции, состоявшейся в ноябре 1944 года. «Благодаря обороне Будапешта немцы хотят выиграть время», — заявил Салаши редактору одной из газет.

2 ноября Салаши созвал в дворцовом замке совет. После того как он принес клятвы венгерской нации, был прочитан очень длинный доклад о предполагаемом развитии японско-венгерских отношений (!). О военном положении фактически не было сказано ни слова. Опешившие люди, присутствовавшие на этом мероприятии, могли наблюдать, как Салаши со своей свитой удалился, так и не дав вразумительного ответа на самые животрепещущие вопросы. Тем временем даже в замке можно было слышать с каждым днем приближающуюся канонаду орудий.

На следующий день Салаши позволил себе вызвать генерал-полковника Фрисснера. Немецкому военному было предложено передать его заявление в высшие инстанции Германии. Фрисснер вспоминал по этому поводу: «Ввиду того факта, что бои шли уже на подступах к Будапешту, он считал нужным подчеркнуть, что это являлось не его виной, а лишь наследством, доставшимся от прежнего режима. Злополучная внутриполитическая и внешнеполитическая деятельность (Хорти) парализовала волю нации и армии. Он сожалел о том, что Германия слишком поздно вмешалась в венгерские дела. Теперь его правительство могло только лишь заниматься исправлением отдельных недочетов. На время, пока идет борьба за нацию, подлинно восстановительные меры невозможны».

При этом Салаши не ограничивался гневными упреками в адрес своего предшественника. Он заверил, что мог бы, мобилизовать 300 тысяч человек, при условии, что Германия вооружит их. Салаши не ориентировался на оборону Будапешта. Это было связано не столько с возможным разрушением города, сколько из-за населения (на его жаргоне «сброд большого города»), которое могло ударить защитникам Будапешта в спину, а на подавление этого сопротивления не нашлось бы никаких сил. Кроме этого, для защиты пештской стороны потребовались бы военные части, в которых так нуждались немцы, чтобы противостоять Толбухину. Подобная точка зрения вызвала понимание у командования группы армий «Юг». 26 ноября 1944 года в Верховное командование сухопутных сил Германии даже был направлен запрос о том, стоит ли немецким частям участвовать в подавлении гражданских беспорядков в случае возникновения оных. Ответ не был обнадеживающим: «Сброд большого города» надо было своевременно эвакуировать или же держать под постоянным контролем. Фрисснер не был в восторге от подобной идеи. У него не было достаточного количества войск для выполнения данного задания. В итоге он обратился к генералу войск СС Винкельману, который в свое время возглавлял управленческую группу Главного управления полиции порядка. Этот эсэсовец больше смыслил в наведении порядка в городах, нежели кадровый военный. Кроме этого Фрисснер многозначительно намекнул, что ему «не помешали бы саперно-штурмовые батальоны, подобные тем, что действовали в Варшаве». Кроме этого, Фрисснер обратился с просьбой к Верховному командованию в случае прорыва линии обороны частями Красной Армии отвести немецкие войска на западный берег Дуная. В этом ему было отказано. Фрисснер любой ценой пытался избежать затяжных и кровопролитных уличных боев. В качестве предлога он использовал антинемецкие настроения, царившие среди жителей Будапешта. Но в данной ситуации ему надо было упирать на военные причины, так как ответственность за падение Будапешта была бы возложена на него, а не на абстрактное «население». Но, видимо, Фрисснеру не хватало смелости признаться в этом самому себе.

Венгерское военное командование также считало возможной оборону Будапешта лишь в защитной зоне «Линии Аттилы». Оно намеревалось принципиально отказаться от ведения уличных боев. В начале декабря 1944 года оно даже отдало приказ армейским частям разоружить служащих общественных служб (транспортники, пожарные и т. д.). Все это должно было происходить под тем предлогом, что Будапешт при любых условиях должен был остаться свободным городом. В декабре Салаши еще раз поднял вопрос о том, действительно ли нужна была оборона Будапешта. Он указывал на то, что уничтожение речных мостов могло остановить Красную Армию. Его вопрос, естественно, остался без ответа.