100%. Биография патриота - [73]

Разумеется, Питер ничего не мог ей ответить. Он не. осмеливался взглянуть в её сверкающие гневом глаза и топтался на месте, ковыряя землю носком ботинка.

— Я хочу знать, что всё это означает? — настаивала девушка. — Вы один из этих красных?

Что мог ей сказать бедняга Питер? Как он мог объяснить свое знакомство с этим типичным тевтонцем, которого вдобавок выдавал акцент?

Девушка топнула ножкой от нетерпения и гнева.

— Так вы красный! Вы германофил и предатель! Обманщик и шпион!

Питер стоял как потерянный, онемев от ужаса.

— Мисс Фрисби, — залепетал он. — Я, право, не могу объяснить…

— Почему это вы не можете объяснить? Всякий честный человек может объяснить свои поступки.

— Но… но… я не то, что вы думаете… Это неправда! Я… я…

У Питера едва не сорвалось с языка:

— Я же патриот! Я стопроцентный Американец и защищаю родину от этих предателей!

Но профессиональная честь связала ему язык. Тут маленькая маникюрша снова топнула ножкой, и глаза её сверкнули негодованием.

— И вы посмели со мной познакомиться! Вы посмели пойти со мной в церковь! Знайте же, что, если бы здесь оказался полисмен, я заявила бы ему, кто вы такой, и отправила бы вас в тюрьму!

И она стала оглядываться по сторонам: не видно ли полисмена? Но всем известно, что полисмен никогда не попадается на глаза, когда он вам нужен. Мисс Фрисби снова топнула ножкой и фыркнула Питеру в лицо:

— Прощайте, товарищ Гадж!

Она вложила столько презрения в слово «товарищ», что могла бы заморозить сердце самого пламенного красного. Потом круто повернулась, шурша юбками, и пошла прочь. Питер стоял с убитым видом, слушая, как хрустит песок под её острыми французскими каблучками. Потеряв из виду её каблучки, Питер подошёл к ближайшей скамье, опустился на неё, закрыл лицо руками и застыл на месте, как воплощение отчаяния. Есть ли ещё на свете человек, которому так ужасно не везёт в любви?

§ 71

В те дни весь мир был охвачен смертельной тревогой. Люди покупали газеты по нескольку раз в день, и толпы собирались перед витринами, где были выставлены сводки военных действий, разглядывая огромные карты, утыканные маленькими флажками, и строя всевозможные догадки: доберутся ли немцы до Парижа? Захватят ли они Ламанш? Поставят ли они Францию на колени?

Но внезапно американцы нанесли свой первый удар, отбросив немцев у Шато-Тьерри, и вся Америка огласилась победными криками!

Казалось бы, время не слишком благоприятное для пацифистской агитации, но Лига противников призыва имела неосторожность именно в этот момент выпустить брошюру, где описывались пытки, каким подвергались идейные противники военной службы в тюрьмах и казармах. Питер с самого начала был деятельным членом этой организации, и ему удалось подсказать составителям брошюры одну рискованную фразу, которую ему внушил Мак-Гивни. Брошюры попали в руки федерального правительства, и члены Лиги противников призыва были арестованы, в том числе Сэди Тодд, маленькая Ада Рут и Дональд Гордон. Питеру было жалко Сэди Тодд, хотя она в свое время крепко его ругала. Но Ада Рут не внушала ему особенной жалости, — ведь она явная фанатичка и сама нарвалась на беду. Что касается Дональда Гордона, то, уж если его ничему не научила плеть, пускай пеняет на себя.

Питер был членом Лиги противников призыва, поэтому он сделал вид, что скрывается, и разыграл маленькую комедию с двоюродной сестрой Ады Рут, англичанкой, которая спрятала его у себя в доме за городом. Питер пережил напряжённые минуты, когда Дональда Гордона выпустили из тюрьмы на поруки, — молодой квакер утверждал, что крамольная фраза, из-за которой все они пострадали, была вычеркнута из рукописи, прежде чем он вручил рукопись Питеру Гаджу, чтобы тот отнес её в типографию. Но Питер уверял, что Дональд ошибся, и как будто все ему поверили. Когда же и остальных взяли на поруки, он до того осмелел, что покинул свое убежище и присутствовал в частных домах на митингах протеста.

Затем началось новое приключение, пожалуй, самое удивительное из всех. В его жизнь вошла новая девица. Началось это на квартире Ады Рут, где группа самых заядлых пацифистов собралась обсудить вопрос, где бы достать денег на уплату своим защитникам. На это собрание явилась Мариам Янкович, сильно побледневшая после операции рака груди, но душой ещё более красная, чем раньше. Мариам пришла с подругой, так как была ещё очень слаба, и ей трудно было ходить одной. С этой-то подругой у Питера и завязалась любовная интрига.

Девушку звали Рози Стерн. Это была еврейка, маленькая крепкая работница, со смелыми чёрными глазами и густыми тёмными блестящими волосами; щеки у неё пылали румянцем и на губах играла яркая улыбка. Её костюм доказывал, что она сознает и ценит свою красоту. Питер был поражён, когда Мариам, знакомя его с подругой, заявила, что Рози вовсе не красная и недолюбливает красных, а просто помогла ей сюда прийти и хочет увидеть митинг пацифистов. Может быть, Питер попробует сделать из неё красную? Питер искренне обрадовался; теперь больше чем когда-либо его злило хныкание пацифистов: ведь наши молодцы отбросили немцев за Марну и вписывали свои имена на скрижали истории.