10 тысяч путей к победе - [13]

Привычно вышагивали по пыльной дороге ополченцы: киевские ремесленники и крестьяне окрестных сел. Далеко не каждый имел дорогостоящее оружие, а тем более доспехи. Многие выступили на врага всего только с ножом, с топором, которым управлялись в хозяйстве, охотничьими рогатинами и луками, а то и просто с хорошей увесистой дубиной. Отсутствующие доспехи заменяли им тегиляи — кафтаны, подбитые толстым слоем пеньки. Стараясь не отрываться от пешей рати, впереди рысцой трусили княжеские «дружинники при полном доспехе. Воины проходили по тем самым местам, о которых впоследствии старинное русское географическое описание скажет коротко и скорбно: «А тут богатыри кладутся русские». Уж очень много крови пришлось здесь пролить, столетиями отбивая опустошительные набеги разноплеменных захватчиков!

Киевские полки быстро двигались навстречу неприятелю, и вскоре передовой разведывательный отряд — сторожа уже приметил вдали черные дымы печенежских костров. А подойдя к притоку Днепра Трубежу с том месте, где тогда был брод и где теперь стоит город Киевской области Переяслав-Хмельницкий, разведчики увидели на противоположном берегу походный стан степняков. Кочевые повозки, крепко привязанные одна к другой, сплошной стеной окружали весь их лагерь, образуя своеобразную линию укреплений. Порывы степного ветра развевали на острых печенежских копьях разноцветные прапорцы — пучки крашеного конского волоса, привязанные к древку пониже наконечника. Доносили с того берега чужеязычный говор и конское ржанье…

Русская рать, вышедшая к Трубежу вслед за своей сторожей, встала вдоль реки по ее правому берегу, надежно преградив дорогу к «матери городов русских» — Киеву. Теперь оба готовые к бою войска, разделенные Трубежем, стояли друг против друга, но ни печенеги, ни русские не спешили ступить на вражеский берег.

И вот тогда от кибиток степняков к реке поскакали несколько всадников. Впереди всех держался пожилой, с гордой осанкой печенег в золоченом византийском шлеме. Поседевшие в походах старшие киевские дружинники, которым приходилось рубиться с «погаными» еще при покойном Святославе, без труда узнали в передовом всаднике печенежского князя. Около самой воды он туго натянул украшенные узорными бляшками поводья и круто осадил своего степного скакуна. Один из сопровождавших его воинов замахал поднятой рукой, привлекая к себе внимание, и, безбожно коверкая русские слова, прокричал, что печенежский князь зовет на переговоры Владимира.

Владимир тотчас тоже прискакал к Трубежу. Отделенная от него только неширокой рекой, на том берегу стояла кучка надменных, уверенных в своей силе захватчиков. Впервые их свирепые лица Владимир увидел под стенами Киева еще ребенком, когда в отсутствие грозного Святослава степняки долго держали в осаде стольный град. И вот они совсем неподалеку — смертельные враги русских земель, коварные убийцы его славного отца, до сих пор чванливо хранившие где-то в своих кочевых повозках пиршественную чашу, сделанную из его окованного в золото черепа. Но сейчас их не должны задеть ни каленая стрела, ни брошенный сильной рукой дротик — сулица. Неприкосновенность послов свято соблюдается даже в отношении вероломных «поганых»… Но что же все-таки хочет сказать ему этот самоуверенный печенег, ступивший с оружием в руках на его землю?

— Выпускай любого своего воина, — донеслось из-за реки. — А я выпущу своего! Но пусть они не бьются оружием, а борются голыми руками!..

Обычай начинать битву единоборством двух сильнейших воинов существовал издревле. А исход такого поединка ощутимо влиял на боевой дух полков и вполне реально мог предопределить судьбу всего грядущего сражения. Победа в единоборстве понималась как некое предзнаменование, как перст судьбы. Конечно же, она вселяла уверенность, вдохновляла тех, чей богатырь оказывался сильнее, и в то же время духовно подавляла их врагов.

Отказ от поединка с печенегом был бы не только позорным, больше того, он еще до начала битвы необычайно ободрил неприятеля, дал бы ему полную уверенность в своей якобы неодолимой силе. Все это, конечно, не мог не понимать Владимир. И вызов врага киевский князь принял не колеблясь. Что ж, пусть будет так, как предложил печенег. Разумеется, он неспроста настаивает именно на безоружном единоборстве. Должно быть, есть у него мощный испытанный борец, не раз побеждавший в таких вот поединках. Но ничего, найдется и среди киевлян богатырь не слабее…

Возвратившись в свой стан, Владимир приказал подыскать воина, способного помериться силами с вражеским борцом. И по всему русскому лагерю разошлись княжеские глашатаи — бирючи, громко выкликая:

«Нет ли среди вас такого, кто схватился бы с печенегом?!» Долго слышались эти возгласы, но охотников так и не сыскалось. Когда на следующий день, уже рано утром, кочевники привели на берег своего великана, киевляне все еще не могли выставить ему достойного противника…

Снова и снова расхаживали по киевскому лагерю бирючи и до хрипоты тщетно выкликали охотника на единоборство. Дело складывалось скверно. И вот тогда в шатер к огорченному и встревоженному Владимиру пришел пожилой ополченец с такими словами: