10 л. с. - [40]

Луи не стал раздумывать над значением последних слов. Он прежде всего побежал к себе и надел туфли: остаться разутым казалось ему подозрительным — хотя записка и с подписью, мало ли что придумают эти ищейки?.. Потом он вернулся в кабинет. Он посмотрел на г-на Обера с интересом и в то же время с презрением: губы слюнявые!.. Он не мог отказать себе в маленьком удовольствии: носком ботинка небрежно толкнул голову г-на Обера. Он с завистью поглядел на галстук в крапинку: пропадет! Да и все пропадет!.. Кошкам!.. Ну и подлец!.. Вздохнув, он побежал в ближайший участок.

5. Один за другим

«Эксперты вчера возобновили свою работу. Наконец-то компромисс найден! Само собой разумеется, что биржа отметила это счастливое событие резким повышением всех ценностей…»

Господин Обер так и не дожил до победы: у него не хватило ни денег, ни нервов. Г-н Кресильон оказался куда счастливее: он может с лихвой покрыть все выложенные суммы. Акции «Ситроена» поднялись на 120. И г-н Кресильон улыбается, кушая форель в «Золотой утке»: помирились-то, ха-ха!.. Но г-ну Санду не до смеха. Последние события выкурили его из мнимого Биаррица, как зверя из берлоги. Все здесь против него: общая тенденция биржи, пресса, напечатавшая очередные сообщения г-на Ситроена, наконец, сама природа: у г-на Фио вместо рака оказалась невинная опухоль. Врачи, видите ли, ошиблись! Убийцы! Г-н Фио поправляется, через месяц-другой он сможет вернуться к работе.

Господин Ситроен бодр. «Ситроен» продолжает прерванное на время вознесение. Ведь заводы г-на Ситроена не сгорели, заказы не уменьшились. Пьер Шарден, как всегда, нацепляет серьги, а «Братья Лазар» все так же всесильны и непоколебимы. Что им дешевые остроты редактора «Демократической биржи»? У редактора только ржавое перышко и четверо ребят, а у «Братьев Лазар» капитал и правда.

Господин Санду проиграл партию. Он продал 120 000 акций по самой низкой цене. Теперь ему нужно сдавать бумаги. Он должен платить по высокому курсу. У г-на Санду нет денег для расплаты.

Дома его ждет жена. На ней вечернее платье. Она прекрасна и молода. Правда, эта молодость стоит немало. Зато все знакомые г-на Санду с завистью повторяют: «Поглядите-ка на госпожу Санду, вот вам, не стареет!..» Г-жа Санду оживленно смеется: сегодня премьера русского балета. Там будет весь Париж. У них ложа. Все увидят, какое на ней чудесное платье. Она спрашивает г-на Санду:

— Ты не устал ли, мой дружок?..

Она кокетничает со своим супругом, хотя вот уже четырнадцать лет, как они живут вместе. Г-н Санду ничего не отвечает. Тогда она смотрит на него, и сразу с ее лица сползает улыбка.

— Что случилось?.. На бирже?..

Господин Санду молчит. Молча он проходит в кабинет и закрывает за собой дверь на ключ. Г-жа Санду стоит у двери и просит:

— Скажи, что случилось?.. Пьер, дорогой, открой дверь! Открой на одну минуту! Я сейчас же уйду! Я так волнуюсь!..

Но г-н Санду молчит. Она прилипла ухом к щели. Она слушает. Вот ей показалось, что он раскрывает шкаф. Она падает на колени:

— Пьер, умоляю!..

С ее лица теперь сошли все кремы, пудры, белила, румяна. Сейчас никто не скажет, что г-жа Санду молода. Время взяло свое: ей как-никак сорок три года. Она плачет. Она кричит. Вот он встал… Господи! Что же он делает?..

Пожилая уродливая женщина в бальном платье, с припудренными, слишком белыми руками, с лицом, перекошенным и грязным от черных слез, как собака визжит у двери барского кабинета…

— «Ситроен» — 1960. Беру! Веру!

Кричат маклеры, скрипит мелок, скрипят в конторах перья клерков. Люди продолжают разоряться и богатеть. Те, что выбыли из игры, давно забыты. Здесь нет людей, здесь только имена и цифры, имена высокие и нежные всех 3000 бумаг: «Роял-Детч», «Рио-Тинто», «Малакка», — нефть, медь, каучук; имена и цифры; цифры роятся, кружатся и жужжат.

1928