10 гениев, изменивших мир - [18]

Когда я заканчивал школу, мой брат усердно занялся химией и устроил в саду, в сарае для рабочих инструментов, неплохую лабораторию с соответствующими аппаратами; он позволил мне помогать ему в качестве служителя при производстве большей части его опытов. Он приготовлял всевозможные газы и многие сложные соединения, и я внимательно прочитал несколько книг по химии… Химия сильно заинтересовала меня, и нередко наша работа затягивалась до поздней ночи. Это составило лучшее, что было в образовании, полученном мною в школьные годы, ибо здесь я на практике понял значение экспериментального знания. О том, что мы занимаемся химией, каким-то образом проведали в школе, и так как факт этот был совершенно беспримерным, меня прозвали «Газ». Однажды директор школы д-р Батлер сделал мне даже выговор в присутствии всех школьников за то, что я трачу время на такие бесполезные дела, и совершенно несправедливо назвал меня «росо curante» (легкомысленным)…»

Когда Чарлзу исполнилось шестнадцать лет, стало понятно, что его дальнейшее пребывание в стенах школы не имеет смысла. Его брат к тому времени получал медицинское образование в Эдинбургском университете, и отец решил, что Чарлз тоже должен унаследовать его профессию. Роберт Дарвин забрал сына из школы и в октябре 1825 года отослал его в Эдинбург. Он надеялся, что под присмотром Эразма Чарлз возьмется за ум и получит достойное образование. Казалось, отец, решив направить сына по своим стопам, забыл о том неприятии, которое когда-то вызывало у него самого врачебное ремесло. На самом же деле Роберт Дарвин пошел навстречу склонностям сына – тому нравилось врачебное дело. Он охотно наносил визиты больным беднякам и даже лечил их, руководствуясь советами отца.

Педагогическая идея Роберта Дарвина не оправдала себя: учеба в университете отвратила юношу от медицины. Она быстро перестала интересовать Чарлза и как наука, и как ремесло. А поскольку молодой Дарвин был уверен, что отец оставит ему достаточное для безбедного существования наследство, то он забросил учебу.

К тому же выяснилось, что Чарлз унаследовал от своего родителя отвращение к виду ран, вскрытых трупов и прочих малопривлекательных составляющих изучения медицины. Он испытывал глубокое страдание, когда встречался с тяжелобольными во время клинической практики, а пребывание на операциях оказалось и вовсе невыносимым. Дарвин посетил операционный зал Эдинбургского госпиталя всего дважды, но память об этих «визитах» преследовала его долгие годы. Понять «излишне чувствительного» студента несложно – описываемые события происходили до появления хлороформного наркоза. Позднее ученый сожалел, что в Эдинбурге «никто не побудил его заняться анатомированием», и признавался, что вполне мог бы преодолеть отвращение и смириться со своими страданиями.

Но не только относительное финансовое благополучие и неприятные физиологические подробности стали причиной того, что Дарвин учился в Эдинбурге спустя рукава. Стиль преподавания в университете совершенно не подходил к темпераменту юноши: основным методом преподавания были лекции, которые действовали на нерадивого студента усыпляюще. О лекциях по медицине и анатомии Дарвин вспоминал с ужасом. И даже геология, которой он много интересовался до университета, вызвала у него такое отвращение, что юноша решил более никогда ею не заниматься (к счастью для геологии, Дарвин это решение позже изменил). Единственного положительного отзыва Чарлза удостоился профессор Эдинбургского университета Хоп, который преподавал химию и вносил толику практики в теоретические рассуждения. Таким образом, можно сказать, что именно университетские годы отвратили Дарвина от медицины.

Но пребывание в Эдинбурге не было бесполезным. На втором году учебы Чарлз познакомился и подружился с несколькими молодыми людьми, разделявшими его интерес к естествознанию. Двое из них, доктор Колдстрим и доктор Грант, изучали зоологию моря, и Дарвин часто составлял Гранту компанию в его прогулках вдоль берега моря. Они бродили по пляжу после отлива, когда в лужах оставалось множество морских обитателей, и с увлечением беседовали о них. Грант с восторгом рассказывал своему молодому коллеге об эволюционной теории Ламарка. Но на Дарвина, который уже был знаком с «Зоономией» собственного деда, взгляды французского эволюциониста не произвели должного впечатления. Также Дарвин познакомился с Эйнсуортом – впоследствии известным путешественником и геологом.

Ко второму году обучения в Эдинбурге относятся и первые открытия, сделанные Чарлзом Дарвином. Изучая ранние стадии развития мшанок[1] и морских пиявок, он показал ошибочность некоторых бытовавших в то время взглядов. С докладами о результатах своих исследований Дарвин выступил перед Плиниевским обществом под председательством профессора Джеймсона. Надо заметить, что Чарлз очень аккуратно посещал собрания Общества – не в пример занятиям в университете. Не менее пунктуален он был и в отношении заседаний Королевского медицинского общества, но на них он присутствовал скорее из соображений престижа, так как медицинские вопросы его мало занимали.