10 гениев, изменивших мир - [134]

Ферми всегда подчеркивал огромную важность для студентов хорошей подготовки по классической физике и сам любил читать лекции по элементарной физике. Он очень возражал против курсов, посвященных чрезмерно узким проблемам. Однажды ученый полусерьезно излагал группе сотрудников свои идеи о том, как следует реформировать высшее образование в университетах. «Возьмем, – сказал он, – для примера коллектив, скажем, из двадцати студентов-однокурсников, которому при настоящих порядках следует слушать лекции по пяти различным предметам у пяти преподавателей. Это нерационально, гораздо целесообразнее была бы «система менторов», согласно которой каждый из пяти преподавателей возьмется за преподавание только четырем студентам всех пяти предметов».

Своих студентов и сотрудников Ферми учил не только физике в прямом смысле этого слова. Он упорно подчеркивал исключительную моральную ответственность ученого при обнародовании научной работы. В опубликованных трудах Ферми обнаруживается почти педантичное внимание к точности выражений, в них не встретишь излишне категоричных утверждений и т. д. Но выдающегося физика совершенно не заботила элегантность стиля и формы: для него важнее всего было содержание работы и ясность изложения.

Ферми нетерпимо относился к часто встречающейся тенденции экспериментаторов переоценивать точность своих измерений. В институте было известно «правило», которым руководствовался ученый в отношении к новому или «странному» результату: увеличить втрое приведенную экспериментатором ошибку измерения и только после этого начинать рассуждение.

Несмотря на свою самобытность, интуитивное чутье нового, Ферми был того мнения, что в науке новые законы надо принимать только в том случае, когда нет иного выхода. Ему очень не нравилось стремление некоторых физиков найти «сверхновое», не исчерпав всех возможностей в рамках уже существующих принципов и законов. При этом речь идет не о консервативности подхода Ферми, а о его фундаментальности.

В физике, по мнению ученого, нет места для путаных мыслей, физическая сущность любого действительно понимаемого вопроса может быть объяснена без помощи сложных формул. Он часто утверждал, что физики, действительно понимающие природу явления, должны уметь получать основные законы из соображений размерности.

Глубоко презирая научный авантюризм, субъективизм в науке, тенденцию некоторых экспериментаторов получить именно те результаты, которые априори им хочется найти, Ферми считал совершенно антинаучной и вредной для развития физики поспешность в опубликовании научных работ, вызванную желанием завоевать приоритет, и царящую в некоторых лабораториях атмосферу «охоты за открытиями». В одной статье, по мнению ученого совсем неубедительной (вследствие нечеткости постановки опыта и недоброкачественности самих измерений), группа иностранных физиков опубликовала сообщение об обнаружении дифракции медленных нейтронов. Несколько позже в печати появилось описание безупречных экспериментов другой зарубежной группы по этому вопросу… Ферми был возмущен тем, что приоритет в какой-то мере будет принадлежать первой группе, которая его не заслуживает. «И самое печальное, – сказал он, – то, что против этой системы ничего нельзя предпринять».

Ясность мысли, характерная для лекций Ферми, относилась и к его статьям и книгам – не только оригинальным, но также обзорным и популярным. Ученый писал свои книги подобно тому, как и читал лекции, – предельно ясно и, казалось, с минимальным усилием. Студенты занимались по рукописи книги «Молекулы и кристаллы», когда Ферми еще писал ее. По воспоминаниям его учеников, каждое утро, между шестью и восемью часами, профессор аккуратно писал на нечетных страницах тетради, оставляя четные для возможных поправок. Однако, когда рукопись книги была готова к печати, число поправок оказалось совершенно ничтожным.

Учеников и коллег удивляло то, что Ферми мог писать, почти не прибегая к другим статьям или книгам. Он предпочитал самостоятельно разработать заинтересовавший его вопрос, нежели найти готовый ответ. Сравнительно мало времени Ферми проводил за научными журналами, хотя всегда был великолепно осведомлен о происходящем в мире физики. Это достигалось «вытягиванием» сведений, по выражению самого Ферми, в разговоре с коллегами.

Невозможно провести грань между Ферми-физиком и Ферми-человеком. Иногда сознательно, но чаще всего бессознательно его отношение к научной карьере, спорту, отдыху, семье, к литературе, искусству и даже политике определялось тем, что он должен иметь самые лучшие условия для работы. В жизни ученого все происходило так, как будто некие «гормоны» управляли его чувствами и образом жизни, чтобы автоматически обеспечить оптимальные условия для научных исследований. Он был гением, причем его гениальность в значительной степени соединялась с любовью к научной простоте; вне области физики он был самым обыкновенным и самым простым человеком. Эта простота в жизни выражалась в том, что Ферми имел очень непритязательные вкусы и требования, был совершенно лишен снобизма и фальши.