007. Вы живёте только... трижды - [285]

— Тогда я завтра опять к нему пойду, — решительно сказала она, — и, если надо, составлю для него план уроков. Мне всё равно, если уволят Трелони, но Хагрида ей не удастся выжить! А почему ты спрашивал у него про Тонизирующий Глоток Мандрагоры, Гарри?

— Потому что единственный случай, когда Тонизирующий Глоток применяется для спасения парализованных, — это окаменение, вызванное взглядом василиска или медузы, — рассеянно ответил Джеймс, стараясь не споткнуться.

На минуту под древней мантией воцарилась тишина. Три человека, пытаясь шагать в ногу, вошли внутрь замка и начали подниматься на седьмой этаж, ко входу в башню Гриффиндора.

— И что? — не понял Рон. Ему приходилось тяжелее всех из-за необходимости шагать в полуприсяде.

— Это значит, что Дамблдор знал, что чудовище в Тайной Комнате — не акромантул, — объяснила Гермиона, ужасаясь своим подозрениям. — Но тогда, получается…

— Получается, Дамблдор мог спасти Хагрида от исключения из школы, но не сделал этого, — кивнул Джеймс.

— Хватит нести чушь о Дамблдоре! — возмущённо зашипел Рон и откинул мантию, пользуясь тем, что они уже почти дошли до портрета Толстой Леди. — Я не желаю этого слушать! — Рон рванул по коридору и скрылся за поворотом; друзья услышали торопливо произнесённый пароль и хлопок тяжёлой рамы. Гермиона попыталась устремиться за Роном, но Джеймс поймал её за запястье.

— Тише, — прошептал он и втянул её за собой в пустующий класс.

Ночная школа жила своей жизнью. Коридор пересекло жемчужно-белое привидение. Где-то капли воды из подтекающего крана звонко разбивались о зеркало воды в раковине, слив которой Пивз заткнул старыми носками Джорджа. Заунывно завывала Плакса Миртл, оплакивая саму себя. Миссис Норрис деловито обнюхивала мисс МакГонагалл, обсуждая с ней план ночной охоты на мышей.

— Гермиона, это водораздел, — шепнул Джеймс, приблизив свои губы к уху девушки. — Мне кажется, надо задуматься о личности нашего многоуважаемого директора. Как по-твоему, не слишком ли подозрительно то, что мы знаем?

— Но, Гарри, мы ведь всегда верили Альбусу, — ответила Гермиона. На её глаза наворачивались слёзы; мир, столь простой и понятный, опасно зашатался и грозил рухнуть. Доверие Дамблдору было краеугольным камнем её мировоззрения, и суперагент это понимал, но, как ни жестоко было разрушать иллюзии, пришло время это всё-таки сделать.

— Гермиона… Герми… Пора взрослеть, — Джеймс ласково погладил девушку по голове и прижал её к своему плечу.

Девушка, закрыв глаза, думала о событиях трёхлетней давности. Как миссис Норрис, Почти Безголовый Ник, Колин Криви и она сама оказались жертвами чудовища из Тайной Комнаты. И мудрого, всезнающего, всепрощающего Дамблдора, который прекрасно знал, чем может быть зверь в Тайной Комнате, но не сделал ровным счётом ничего, чтобы предупредить последующие нападения. А затем она задумалась о бесконечно преданном Дамблдору Хагриде, которого директор хладнокровно отправил в Азкабан, поставив фактически в положение неспособного к колдовству сквиба, чтобы потом пригреть в школе, бросив ему кость, став ему единственным близким человеком и таким образом обеспечив ту самую бесконечную преданность.

И Гермиона, чувствуя, что время, когда мир делился на чёрное и белое, когда разница между врагами и друзьями была очевидной, когда отношения со взрослыми были либо безгранично доверительными, либо бесконечно напряжёнными, — чувствуя, что детство уходит в прошлое, — разрыдалась под душной мантией-невидимкой на плече спецагента.

Потом юная студентка факультета Гриффиндор и взрослый, циничный агент политической разведки Великобритании провели вместе несколько часов, общаясь еле слышным шёпотом, обсуждая прошлое и строя планы на будущее. Нет, Джеймс Бонд не стал форсировать события; единственным свидетельством изменения их отношений был лёгкий, почти целомудренный поцелуй в щёчку перед самым расставанием у лестниц, ведущих в спальни. Но за эти часы Джеймс приобрёл умного сторонника, и одновременно спас из сетей Дамблдора ещё одну душу.

Ни Джеймс, ни Гермиона не заметили Пивза и Добби, с улыбками наблюдавших за их беседой с одной из парт и увлечённо грызших попкорн из огромного бумажного ведёрка.

Малфой убеждает Волан-де-Морта рассредоточить сбежавших Пожирателей

С тех пор, как налёт на Азкабан увенчался сокрушительным успехом, Люциус Малфой проявил таланты недюжинного трудоголика. Он развил бурную деятельность в своём департаменте, наводнил докладными записками смежные отделы, ежедневно выезжал на вызовы и внезапные проверки, — в общем, делал всё, чтобы возвращаться домой как можно позже. Причина для столь похвального трудолюбия была очевидна: дома ему приходилось работать намного тяжелее.

Сбежавшие из Азкабана Пожиратели Смерти нуждались в крове, питании и медицинской помощи. Обеспечение этих потребностей легло на плечи семейства Малфоев: беглецы не могли вернуться в свои собственные дома. При этом питание изголодавшиеся на скромном тюремном пайке Пожиратели требовали в изрядных количествах, и абы что есть не соглашались. Люциус покрывался холодным по́том при одной только мысли, что отдел внутренних расследований Министерства Магии может разом покончить с угрозой Волан-де-Морта и его приспешников, всего лишь заинтересовавшись многократно возросшими расходами в маноре Малфоев. Как официальный сотрудник на довольствии Министерства, Люциус был обязан предоставлять бухгалтерии смету своих доходов и расходов. Пока что найти подступы к бухгалтерии не удалось, — сидящие там грымзы были хуже гарпий, и на любые попытки завязать личное знакомство смотрели косо, — поэтому Люциус распихивал выросшие суммы по другим графам и отчаянно молился, чтобы никому не пришло в голову устроить ревизию и потребовать квитанции.