Виссарион Белинский книги читать онлайн бесплатно
«В прошедшей книжке мы говорили о новом издании «Илиады», переведенной Гнедичем: теперь почитаем долгом упомянуть о другой новости, столько же приятной, но уже не столько новой – о великолепном издании «Дон Кихота» Сервантеса. Наши слова – мнение, голос журнала, а не объявление, поэтому они всегда вовремя и кстати…».
«…Козлов – поэт чувства, точно так же, как Баратынский – поэт мысли (то есть поэтического раздумья, а не рассудочного резонерства). Поэтому не ищите у Козлова художественных созданий, глубоких и мирообъемлющих созерцаний; ищите в нем одного чувства, – и вы найдете в его двух книжках много прекрасного, едва ли не наполовину с посредственным…».
«Новое произведение литературной школы, основанной Марлинским – не тем он будь помянут! Оно носит на себе все родовые признаки своего происхождения: его герои всё офицеры, да еще морские; место действия – фрегат; действующие лица ничего не делают, а только говорят, и в их пышных монологах слышатся слова, чуждые всякого значения и не совсем понятные, вследствие той растрепанности чувств, плодом которой они были…».
Настоящая заметка примыкает к рецензии Белинского «Несколько слов о «Современнике». Разочарование в «Современнике» было характерно для московских друзей Белинского, сближавших петербургский журнал с «Московским наблюдателем».
«…Водевилист есть человек, у которого «в лице такое рассуждение, и физиономия… такие важные поступки, и так здесь много, много всего»; человек, который хочет наконец «чем-нибудь, этаким высоким заняться», потому что «ему так скучно жить: он ищет пищи для души, а светская чернь его не понимает». Не правда ли, господа!Теперь очень легко решить вопрос, и как пишутся водевили. Это делается очень просто…».
Белинский начинает с утверждения, что литература находится в состоянии кризиса, книг выходит так мало, что нечего читать. Некоторые объясняют создавшееся положение тем, что толстые журналы поглощают книги. Критик определяет причины «кризиса» литературы значительно глубже. Дело в том, что читатель сороковых годов предъявляет к литературе более высокие требования, чем читатель двадцатых годов. И «литературные сокровища» той эпохи теперь уже не могли бы никого удовлетворить. За два десятилетия русская литература совершила громадный скачок в своем развитии.
Дормедон Васильевич Прутиков – псевдоним А. Полторацкого. Из письма Лажечникова к Белинскому от 26 ноября 1834 года явствует, что последний был рекомендован Полторацкому в качестве литературного секретаря. Не желая, однако, «жертвовать своими убеждениями», Белинский, по свидетельству того же Лажечникова, вскоре оставил эту должность. В 1835 г. Белинский выполнял поручения Полторацкого, связанные с печатаньем его книги. Это не помешало критику выступить с настоящей рецензией.
«…Книжка г. Венелина содержит в себе много богатых и, что всего важнее, освещенных идеею фактов. Первобытная поэзия народов заслуживает особенное внимание, потому что она юна и свежа, как жизнь юноши, непритворна и простодушна, как лепет младенца, могущественна и сильна, как первое, девственное сознание жизни, чиста и стыдлива, как улыбка красоты. Это творчество истинное, бессознательное, бесцельное, хотя, в то же время, и одностороннее, одноцветное. Оно вполне, истинно и живо, проявляет дух, характер и всю жизнь народа, которые высказываются в нем непринужденно и безыскусственно.
«…основная идея и цель комедии г. Загоскина нам очень нравится. Честь и слава художнику, который делает такое благородное употребление из своих дарований; честь и слава художнику, который употребляет свой высокий, данный ему богом талант на осмеяние невежества и эгоизма, на исправление общества! Но еще более ему чести и славы, если эта благородная цель гармонирует с направлением его таланта, если она дружна с его вдохновением, если она есть следствие его привычных дум… только под этим условием невежество устыдится своего изображения; в противном же случае оно не узнает себя в нем и будет над ним же издеваться!..».
«…И весь роман таков-то! Не говоря уже о том, что в нем журналист выражается языком пьяного русского мужика, он еще и враг Барону Брамбеусу; но это оттого, что все итальянские журналисты суть заклятые враги одному Барону. А купчик?… Не правда ли, что он перелетел в падуанский театр прямо из балагана…».
«…И в самом деле, что может быть любопытнее этих записок: это история, это роман, это драма, это все, что вам угодно. Что может быть важнее их? Десять, двадцать человек пишут об одних и тех же событиях, и каждый из них имеет своего конька, свою ахиллесовскую пятку, свой взгляд на вещи, свою манеру в изложении, словом, свои дурные и хорошие стороны: сличайте, сравнивайте, поверяйте, сводите на очную ставку – сколько материялов для результатов, результатов верных и драгоценных, если только вы сумеете хорошо сделать ваше дело…».
«…«Путевые записки Вадима» – истинное диво дивное! Чего-то в них нет! И юношеские рассуждения, и археологические мечты, и исторические чувствования – все это так и рябит в глазах читателя. А риторика, риторика – о! да тут разливанное море риторики! Не хотите ли примеров тропов, фигур, поэтических выражений? Берите их горстями, черпайте ведрами! Не ищите грамматических ошибок, не ищите бессмыслиц; но не ищите и новых мыслей, не ищите выражений, ознаменованных теплотою чувства…».
«Долго ждали мы второй книжки «Вчера и сегодня», наконец дождались, как бы в подтверждение той истины, что всему бывает конец – даже и напечатанию небольшой русской книги. Но это не главное: главное в содержании книги; взглянем же на него…».
«…Как ни умно и ни затейливо заглавие этого романа, но сам роман еще умнее и затейливее. Жаль только, что автор слишком наклонен к плебеизму в своих чувствах и понятиях, жаль также и того, что он слишком плодовит: эти два обстоятельства много повредят успеху его творении, ибо люди, для которых он писан, не купят его романа, потому что книга, состоящая из 752 страниц, должна продаваться гораздо дороже…».
«…Карамзин в своих стихах был только стихотворцем, хотя и даровитым, но не поэтом; так точно и в повестях Карамзин был только беллетристом, хотя и даровитым, а не художником, – тогда как Гоголь в своих повестях – художник, да еще и великий. Какое же тут сравнение?…».
«Мы прочли эту пьесу всю до конца и никак не могли догадаться, в чем состоит ее завязка, ее комизм, ее смешное, забавное, веселое, остроумное и ее характеры. Тут ходят, говорят, бранятся, но бог знает, к чему и для чего. Словом, мы ничего не поняли…».
Статья о Каратыгине принадлежит к числу лучших статей молодого Белинского. «По здравости и новизне суждений, – писал А. В. Дружинин, – театральные разборы Белинского – совершенство своего рода, и во всяком другом обществе могли бы совершить целый драматический переворот…» Спор об игре Каратыгина и Мочалова, в котором веское слово принадлежало Белинскому, начался еще в 1833 году. Вся передовая часть русского общества была на стороне московского трагика П. С. Мочалова и выступала против П. А. Каратыгина. Холодная, основанная на внешнем эффекте и отделке игра Каратыгина воспринималась передовыми кругами русского общества, как выражение антиреалистических тенденций в русском искусстве.
«…Не буду распространяться о впечатлении, которое произвела на меня резкая разность Александрийского театра от московского Петровского, и доказывать, что последний несравненно лучше, великолепнее и, так сказать, столичнее. Александрийский и меньше и тусклее; но что мне показалось неоспоримым преимуществом его перед Петровским и истинною красотою – так это то, что он был полнехонек, что в нем не было места пустого: с Петровским это случается только в самые блистательные бенефисы любимцев московской публики…».
Рецензия выходит далеко за рамки отзыва на очередной том стихотворений Жуковского и занимает среди выступлений Белинского в 1844 г. особое место. Помимо краткой, но выразительной характеристики поэтической деятельности Жуковского, она содержит новые штрихи к характеристике Пушкина. Особо выделяется здесь тема о необходимости доступных для широкой публики изданий русских писателей, литературного наследия XVIII и первых десятилетий XIX в. Предложенная разносторонняя программа таких изданий несомненно послужила стимулом для одного из известнейших издателей этих лет – А.
Драма В. Гюго «Бургграфы», о которой преимущественно идет речь в заметке, по справедливому замечанию исследователей его творчества, представляет «пример падения таланта писателя, пошедшего по ложному пути». Белинский был прав, подвергнув критике ее искусственные построения. Подвергает критике Белинский и один из принципов романтической поэтики Гюго: о совмещении «прекрасного» и «уродливого».
По словам В. С. Межевича, близко знавшего Белинского, «Пятидесятилетний дядюшка» писался две-три недели для бенефиса М. С. Щепкина, очевидно, по просьбе последнего. Пьеса была представлена в московский театр 2 декабря 1838 г. Следовательно, она была написана в ноябре этого года. Ольдекоп, цензуровавший пьесу Белинского 9 декабря 1838 г., в своем отзыве о ней писал, что среди пьес, рассмотренных им, «Пятидесятилетний дядюшка» – «самая скучная, предлинная и утомительная, но, к счастью, невинная пьеса. Старый дядя влюблен в молодую свою племянницу и готов на ной жениться, но, узнав, что она любит своего двоюродного брата, он великодушно отступает и соединяет молодых».
«Нам очень неприятно, что после прекрасного произведения г. Полевого мы должны говорить, для полноты библиографии, о «Летописи факультетов»; но что ж делать, когда у нас рецензент, обязанный читать всё, что только издается и печатается, за наслаждение, доставленное ему одною хорошею книгою, должен поплатиться казнию от ста дурных книг…».
Рецензия на антологию – одно из выразительных свидетельств тех важных перемен, которые совершались в середине 1840-х гг. в эстетических взглядах Белинского и в конкретных критических оценках им отдельных писателей и литературных направлений. Еще в начале 1840-х гг., положительно характеризуя поэтическое мировоззрение Жан Поля, прихотливо соединившего в своем творчестве черты просветительского, сентименталистского и романтического подхода к действительности, Белинский ставил его в ряд с такими выдающимися писателями, как Шиллер, Гофман, Байрон и др.
Большая часть рецензий Белинского этого периода помещена в отделе «Литературная хроника». С особенным вниманием следит он в этом отделе за появлением каждой новой строки Пушкина. Белинский отрекается от своей прежней недооценки Пушкина и ставит его в ряд величайших мировых гениев. Предпосылки этой переоценки – в новом понимании действительности и новом отношении к ней.